Что мне в Якове очень понравилось, это то, что он ни словом, ни движением, ни даже взглядом не показал, что ему неудобно или неприятно, что приперся его пьянючий вусмерть младший брат. Он с теплотой на него смотрел, с любовью.

– Познакомься. – Яков слегка повернул брата в мою сторону. – Это мой спаситель. Петр Соловьев. Вытащил из немецкого лагеря.

– Ого, герой! – Взгляд Васи сфокусировался на орденах. – За что дали?

– За все хорошее. – Меня эта пьянь начала раздражать. Ну вот не в отца сын пошел. Сто процентов.

– И против всего плохого, – с пониманием покивал Василий, а затем потянулся к графину с водкой. Даже не спрашивая. Официанты тут же подскочили, принесли рюмку.

– Вторую давайте! – дал команду военлет. – Сейчас мой друг подойдет!

– Может, не надо? – Яков нахмурился, попытался отнять у Василия графин. Тщетно.

К нашему столу демонстративно твердой походкой подошел низкий плотный мужик в штатском. На его круглом лице светилась незамутненная улыбка.

– Леха! – Василий все-таки отобрал водку у брата. – Где ты ходишь-бродишь?!

– В клозете был. Освежился.

– Блеванул, что ли? – Сын Сталина заржал на весь ресторан. На нас опять стали оборачиваться.

– Тоже скажешь… – Алексей нас внимательно осмотрел, узнал Якова. – Спасся! А мы тут все испереживались. Особенно жены!

– Это Алексей Стаханов, – шепнул мне на ухо Яков, пока эти два деятеля выпивали.

Ага, теперь ясно, откуда знакомо это лицо. Оно же было во всех газетах. Ударник труда, из шахты – сразу в Москву. Говорили, что запил сильно, а Василий его еще спаивает.

– Давай, ныряй к нам в забой, – продолжал ржать военлет. – Сейчас дадим стране угля!

– Да плевать я хотел на этот уголь! – набычился Алексей. С его лица сошла улыбка, появились морщины. – Меня! Героя труда! Руководить какой-то шахтой в Караганде?!

– Тихо ты, тихо! – Василий схватил друга за руку, сунул ему рюмку с водкой. – Тут все уши греют. Потом сам знаешь, куда докладывают!

– Да мне плевать! Что они со мной сделают?! Я – Стаханов!

– И не таких в бараний рог скручивали, – неожиданно трезво заметил Василий.

– Ладно, черт с ними! – И шахтер махнул рукой. – Давайте выпьем.

Мы переглянулись с Яковом. Нет, не такой праздник мы себе представляли! А я еще хотел позвать с собой Кирпоноса и Масюка. Вот бы был скандал! Я оглянулся. Все посетители ресторана продолжали пялиться на нас. Ну хорошо, что хоть в тетрадочки доносы не строчат. Стаханов уже наговорил на переезд из Караганды в Мордовию, Василий только готовится. Вон как водку глотает, будто воду. Хотя сыну Сталина все сходит с рук. Даже если донесут, Берия не даст делу ход.

– Ребята! – Василий никак не успокаивался. – Давайте за наш столик! Что-то вы сидите… скупо… – Он засмеялся собственной шутке, чуть запоздало к нему присоединился и Стаханов. – У нас веселее! Еще погудим – и к девчатам поедем!

Вот чует мое сердце, сейчас или мордобой будет, или летающие тарелки появятся. Я наклонился к Якову, говорю:

– Давай уйдем. Посидели, и хватит.

– Ага, погоди, Вася утихомирится немного, пойдем, – кивнул он.

– Ладно, в туалет схожу только.

Да, если не фарфор с хрусталем, то близко к этому. В таком туалете жить можно! Мыло возле каждого крана, чтобы руки мыть. Вода горячая! А в каких-то трех с половиной сотнях кэмэ свечной огарок за счастье. Но если вы думаете, что я в омерзении плюнул на все и с гордостью вышел, то вы не угадали. Да любой и каждый из нашего отряда сказал бы, узнав, где мне столоваться пришлось: «Давай, Петр Николаевич, и за нас кусочек съешь!»

Стою, значит, руки мою, думаю о своем. И никого не трогаю. Тут рядом со мной мужик пристроился, в гражданке. Костюм такой, как бы сказать… шикарный. Двубортный, цвета сурового, темно-синего, в мелкую белую полоску, почти незаметную. Такой ткани, наверное, в промтоварах не купить. И видно, что не на барахолке с рук приобретен, шит на вот этого именно мужчину, и сидит он на нем… Красота, короче. Из кармана нагрудного платочек выглядывает, в тон костюму. Галстук такой, что и руками страшно трогать, наверное. Что примечательно, носит он все не как что-то особое, а просто как удобную одежду. Умеет.

– Будьте добры, мыло передайте, – говорит он.

Я взгляд скосил немного. И правда, возле его рукомойника кусочек не лежит. Упал, может. Или прихватил кто на память, не знаю. Ну я и подал, не жалко. Он руки намылил, отдает мыло, а я говорю:

– Да у себя положите, какая разница, где хватать не будет.

Он улыбнулся и сделал по моему совету. Хорошее у него лицо. Умное. Но не как у профессора какого или академика, что на тебя как на вошь смотрит, потому что ты умных слов не знаешь, а как у соседского парня, который в школе хорошо учится, но с тобой после уроков в футбол гоняет.

Уже на выходе он вдруг протягивает мне руку и говорит:

– Давайте познакомимся. А то получается, что я вас, Петр Николаевич, знаю, а вы меня – нет. Меня Павел Михайлович зовут.

Я руку пожал, мужик вроде с виду правильный, в душу не лезет. Захотел познакомиться, мне не жалко. Может, он домой придет и расскажет, как с Героем Советского Союза беседовал.

– Очень приятно, – говорю я ему.

– Мне, Петр Николаевич, намного приятнее, поверьте. Что же, не буду вам мешать, надеюсь, до новых встреч, – ответил он и ушел.

Если честно, я через минуту и думать о нем забыл. Все потому, что Алеша Стаханов все же запустил аттракцион «летающая посуда». Обидно, конечно: кусок мяса (очень он вкусный) жаль, мне доесть не довелось, так как у меня на глазах он тоже отправился в полет.

Я быстро подошел к столу, схватил за руку Якова, говорю:

– Пойдем, а то и нас за компанию загребут. А мне по милициям отсиживаться некогда, у меня служба.

Он возражать не стал. Пошли мы к выходу. Увидел по дороге нашего официанта, дал ему десятку. Тот извиняться начал, предложил в другом зале нас посадить, чтобы мы поужинали спокойно. Но никто из нас продолжения банкета не захотел, вышли на улицу да и разошлись каждый в свою сторону. Даст бог, не последний раз свиделись.

Долго моя прогулка не продлилась. Только дошел до Кремля, как рядом тормознула серая эмка, за рулем которой был… ага, тот самый туалетный друг. Павел Михайлович. Он приветливо улыбнулся, кивнул на пассажирское место.

– Присаживайтесь, Петр Николаевич, подвезу вас.

– Что же… И знаете куда? – полюбопытствовал я.

– Я многое про вас знаю, – многообещающе улыбнулся Павел Михайлович. – А еще больше узнаю.

Звучит… неоднозначно как-то. Но что поделаешь? Я сел в машину, она медленно тронулась.

– Давайте я вам официально представлюсь. Так будет проще.

– Слушаю.

– Я начальник первого управления НКВД. Старший майор Фитин Павел Михайлович.

Мы проехали мимо постового, который, взглянув на номера машины, отдал честь.

– Мне ничего не говорит вся эта нумерация.

– Внешняя разведка. – Фитин косо на меня взглянул. – Так понятнее?

– Не очень.

– Эх, какой вы темный человек. Наш отдел готовит и руководит легальными и нелегальными разведчиками, которые работают за рубежом.

– Теперь ясно. А я тут при чем? Я сапер.

– Это же вы предложили товарищу Сталину идею с рассылкой почтовых бомб?

– Товарищ Фитин, а можно взглянуть на ваши документы? – Я напрягся.

– Да, разумеется.

Майор припарковался на улице Горького и достал из внутреннего кармана красное удостоверение. Я сверил фотографию, прочитал должность. Да, все сходилось.

– И это правильно! – многозначительно покивал Фитин. – В нашем деле не доверяй и проверяй. Плюс вам в личное дело, товарищ Соловьев. Так вот, Судоплатов сообщил мне, что такая бомба почти готова.

– Так и есть.

– Принято решение о запуске специальной операции по рассылке почтовых бомб по домашним адресам фашистских бонз.

– А что так резко? – удивился я.

Фитин замялся, протер руль руками.