Где-то через пол часа…

— Мурри, — абориген указывает на землю под ногами.

— Понятно, это земля, — нагибаюсь и загребаю рукой почву. Показываю собеседнику горсть. — Мурри.

— Мурри, мурри, — кивает тот. — Ки О мурри.

На «О», парень широко раздвигает руки.

Выгибаю бровь. Затем, парень начинает снова расширять руки, пытаясь обхватить пространство, и показывает, как этого мурри вокруг много. А еще рисует огромный круг и говорит, что это тоже мурри. А под конец, успокоившись, выдает, обводя пространство руками:

— Ля мурри…

И до меня доходит. Слово мурри обозначает не только песок под ногами, но и всю планету целиком.

— Мурри вай! — снова парень тыкает пальцем себе в грудь. — Мурри войи муу!

Снова набор жестов и символов из которых следует, что вся планета принадлежит расе муу.

— С чего бы это?! — возражаю я. — Это наша планета. Мурри наша! — На этот раз я тыкаю себе в грудь пальцем. — Понял?!

— Ы! Мурри вай!

Проходит еще час, прежде чем мы приходим к единому мнению. А мнение состоит в том, что нам следует идти в главное поселение муу вместе. Но осторожно, чтобы не попасться ануунакам. А то они сделают из нас кууяков.

А кууяком быть плохо. Аолуупо, например, им быть не хочет. И мне тоже не улыбается быть каким-то там кууяком. Хотя, по заверениям парня, по справедливости такие как я, то есть люди, все должны быть кууяками. Так как когда-то давно мы, нехорошие такие, взяли и отобрали мурри у муу. А теперь муу вернулись. И мурри снова их. А таких как я, как говорят главные из муу, нужно отправлять гладить и целовать корни главного дерева. Ну, я так понял по движениям и жестам Аолуупо.

Но попадаются ануунакам такие, как я нечасто. Потому, они часто хватают мирных нуунаков, таких, как мой собеседник, и делают из них кууяков. А после отправляют гладить и целовать корни главного дерева.

Так получилось, что теперь Аолуупо не кууяка, а вот близкая женщина, возможно мама, в руках ануунаков. И ее ведут гладить и целовать корни главного дерева. А парень не хочет такой судьбы этой женщине. Потому, он собирается ее забрать у всадников. А я должен ему помочь. Даже обязан, так как я в долгу перед муу за дела людей, что отобрали у них мурри.

В итоге, парень меня хорошо так запутал. Но главное, он теперь мешать мне не будет. Даже пойдет рядом. А дикие кошки его слушаются, и на нас не нападут. А это хорошая новость.

Глава 25

Неожиданно появившуюся сумеречную пуму Аолуппо останавливает жестом ладони.

— Тпрруу, пуха! — затем, указывает на меня. — Вой кууяка!

«Вой», как я понял из речи аборигена обозначает — мой. А кууяка — это кууяка. Кем быть очень позорно для хороших и порядочных муу.

— Сам ты кууяка! — возражаю парню, но тот не обращает на это особого внимания.

Возможно его слова были объяснением дикой кошке, почему с ним путешествует человек. А может и нет.

— Пуха, — ласково приговаривая, Аолуппо гладит по загривку здоровенную кошку, что подошла к нему вплотную, — ухкушу кисака.

Та выгибается, принимая ласку, и урчит в ответ.

— Ага, — соглашаюсь с ним, хоть и не понимаю о чем он, — укусить киска может. Еще как. И мало не покажется.

Сумеречная пума решается обнюхать подавшего голос человека, стоящего в десятке шагов от муу. Меня, то есть. И зря. Как только кошка поворачивает голову в мою сторону и втягивает воздух ноздрями, ее глаза выпучиваются, в них читается ужас. Вообще, хищница принимает вид котенка, нагадившего в тапок хозяину, и готовящегося вот-вот от него за это получить. Пума немного дергается, изгибается и резко сваливает, пропадая в клубах черного тумана.

— Ээ… Кисака? — удивленно и растерянно выдает мой попутчик.

Затем, высказывается в мою сторону несколькими предложениями, смысл которых мне непонятен. Но, одно ясно — меня он точно не хвалит.

Зато я осознал, что фуубля предоставил мне неоценимую услугу. Даже если пойду один, не скрываясь, ни одна местная хищная кошка меня не тронет. Все они будут в страхе шарахаться от запаха, которым я пропитан. Да, и не по этой ли причине Аолуппо двигается на большой дистанции от меня?

Как ни странно, путь, указываемый мне стрелкой-маркером, совпадает с направлением движения аборигена. В ту, якобы, сторону и ушли муу ануунаки с пленными муу нуунаками.

И Аолуппо оказывается прав. Через некоторое время, без особых приключений, настигаем ануунаков, с конвоем пленных. Те почему-то крадутся, еле слышно перешептываясь. Связанные в цепочку муу нуунаки вообще не издают ни звука. Вся эта группа передвигается медленно и осторожно. Даже хищные кошки обоих видов крадутся прижавшись к земле. Чего они все опасаются непонятно. Никаких опасных монстров вокруг не наблюдаю. Да, и кто может быть тут опасней самих ануунаков вместе с их питомцами?

Перехватываю парня, дернувшегося было выручать свою родственницу. Не даю ему выбраться из-за густого темного куста, чьи широкие ветви, похожие на листья папоротника, нас приютили.

— Вой мурмуурри, — шикает на меня Аолуппо, пытаясь вырваться из моего захвата и указывая в сторону пленных.

— Да, понял я, что там твоя мурмурри, — отвечаю ему, пытаясь успокоить, одновременно с этим поглядывая на ануунаков. Вдруг, те спалили нас. Но, обходится. Оборачивается на звук только одна из сумеречных пум. Да, и то не обращает на нас никакого внимания. Теперь, главное, чтобы парень что-нибудь не учудил. А то, если нас вычислят, расправятся с нами в миг. — Погоди, нельзя сразу так появляться перед ними. Убьют тебя, и не освободишь женщину. Нужен какой-нибудь план…

Парень перестает рыпаться. Вроде понял, что я хотел до него донести. Теперь в ожидании пялится на мое лицо. При этом продолжает зажимать нос. Какие мы нежные…

Но придумать план мне не удается. Вернее, не успеваю. Природа делает все за меня.

Немного усилившийся в последнее время ветер ударяет мне в спину и несет потоки воздуха и запахов наших тел в сторону противников. Моя первая мысль — все, сейчас учуют кошки. Вторая мысль ее тут же перебивает — что именно учуют кошки?

И первая и вторая оказываются правильными. Сумеречные саблезубы и пумы нас учуяли. Даже сразу головы повернули в сторону куста, где мы спрятались. Вот только они не кидаются на нас и не рычат. Кошки поджимают уши, хвосты и пятятся. В глазах опасение. Тут уже и сами муу ануунаки, обратив внимание на своих питомцев, начинают водить носом, принюхиваться. И, видно, кое-что почуяв, с беспокойством оглядываться.

С моей стороны будет грех не воспользоваться такой ситуацией.

Резко выталкиваю из кустов, не ожидающего такого шага с моей стороны Аолуппо. При этом истошно кричу, будто сам напуган до ужаса:

— Фуу-убля!!!

Мой напарник с испугом начинает озираться по сторонам и подхватывает мой крик:

— Фуубля!

И сразу прыгает на ближайшее дерево, пытаясь поскорее забраться повыше.

Мой фокус на противников действует безотказно. Пумы, саблезубы и ануунаки с места срываются в спринт. А вот пленные, запутавшись в веревках и споткнувшись один за другого, валятся на траву.

Меня же пробирает смех. Псих мне мыслено вторит.

— Спускайся, — зову, поглядывающего на меня недоуменно, Аолуппо, — нет никакого фуубля. Расслабь булки.

— Ы фуубля? — недоверчиво переспрашивает он, оглядывая ближайшие кусты.

— Ы фуубля, — твердо уверяю его, продолжая усмехаться.

Тот слазит, и мы вместе идем к замершим пленникам. Испуг на их лицах не исчезает. Они переглядываются и… Не двигаются. Словно замерли. Или боятся пошевелиться.

Простодушно улыбаясь, громко заявляю им:

— Ы фуубля! Это была шутка такая.

— Ауяллу? — подрывается к одной из женщин мой напарник.

Но та резко прикладывает палец к губам и шикает:

— Тсссс! — затем добавляет. — Тууютоак!

Ее другая рука указывает в сторону.

Аолуппо тут же замирает на месте и с испугом смотрит в указанную сторону.