К тарахтящим автоматическим пушкам присоединялись все новые и новые голоса, пока все вокруг не превратилось в сплошной грохочущий ад, сменившийся резкой тишиной — лопнули барабанные перепонки. Шаг за шагом, выкашивая тварей, но теряя бойцов, наш клин продвигался к бездарно просранному первому рубежу обороны, пока у меня опять не кончились патроны. И не у меня одного. Чужаки ослабили натиск, давая возможность девчонкам отступить, а мне — время оглядеться. Как оказалось, я все еще стоял у цеха с проваленной крышей, а надо мной горизонтально нависала сломанная конструкция совсем недавно покинутого насеста с вывешенной за пределы искусственного вала будкой.

— Ебаный! Кретин! — матерился я, перебирая трясущимися руками по холодным металлическим перекладинам, — Сидел бы дома, математику учил! Так нет же, блядь! Захотелось на всадниц в деле посмотреть!

Изловчившись, подтянулся и забрался на сварную подпорку насеста ногами. С высоты стало заметно, что командование наконец-то опомнилось, и для тварей открыли заранее сформированные коридоры, разделяя сплошной поток на уже не такие страшные ручейки. Теперь понятно, почему с нашей стороны атаки почти прекратились — под давлением стремящихся из окна новых сородичей тупые прожорливые гады ломились в открытые проходы и там благополучно истреблялись. Цепи мигающих огоньков лучами растянулись на километры от арены.

— Ебаный в рот! Это сколько ж рыли! — восхитился я проделанной всего лишь за один световой день подготовке.

А потом замолчал, открыв рот, потому что подо мной появился танк! Самый настоящий! По представлениям — как раз времен начала Великой Отечественной — такой же неповоротливый, но грозно смотрящийся.

В полной тишине (моей личной) орудие навелось на окно и стало посылать один снаряд за другим точно в зев арки. Проследив за направлением стрельбы, решил, что оно мне как раз на руку и шустрее стал перебирать конечностями по трубам. Дурак, конечно, но дурак с инициативой страшнее подготовленного бойца! И еще — дуракам везет!

Расчет был на то, что твари не сразу начинали пировать, а сначала занимали плацдарм, приступая к поеданию трупов позже. И шансы, оправдывающие мое безрассудство, имелись. И даже в количестве, превышающем ноль целых и ноль десятых.

Прыжок с будки болью отозвался в пятках, уже напрыгавшихся сегодня по самое не балуй. Насест сооружался не просто так, а строго к задней стороне портала (я помню, что окно не портал!), давая дополнительные секунды на эвакуацию наблюдателям. И если мне так хорошо досталось, что дважды с жизнью успел попрощаться, то с противоположной стороны арены в первые минуты вообще, наверное, стояло месиво! Туда же сейчас по заранее сформированным ходам устремилась основная масса захватчиков, оставляя на моей половине отколовшиеся стайки, отстреливаемые снайперами. Ну, и танк еще до кучи вносил свою лепту! Не один, кстати, если верить не слышимым, но отдающимся в груди разрывам.

Первой под слоем трупов нашел искромсанную безнадежно мертвую помощницу императора. Развернутое к небу лицо смотрело на звезды единственным уцелевшим глазом — второй выцарапали безжалостные когти пробежавшей по женщине орды. Потом в двух метрах от тела набрел на блеснувшую в грязи "Шую" и уже вокруг нее стал с остервенением распинывать куски тварей в поисках всадницы. С этой стороны захватчики снесли все кроме одного прожекторы, но и тот светил сейчас не сюда, а куда-то за противоположный край арены, а поиск в потемках был вовсе не легким делом!

Нашел.

Потащил к стене, только сейчас начав думать — как буду взбираться, да еще с грузом на руках?

Сдвинутая танком плита рухнула к ногам, открывая проход.

— Сзади! — не услышал, а прочитал по губам сидящей на крышке люка танкистки, или даже ощутил эмпатией этот крик. Зажатая в правой руке "Шуя" прочертила резкий полукруг за спиной, завязнув в препятствии. Бросив тело Арины, — ей уже все равно! — обернулся к противнику и наткнулся на угасающие глаза Войны с засаженным по самый позвоночник лезвием.

"Ебать, итицкая сила! С одного удара! Вот так сабелька!"

И новая мысль:

"Пиздец котенку!" Потому что ко мне приближался разозленный смертью брата-пидораса Чума, а у меня кроме бесполезной в моих руках чудо-сабельки — НИ-ЧЕ-ГО!!! И искры, до сих пор поддерживающие организм, куда-то внезапно испарились, оставив внутри адреналиновый откат и сосущее чувство голода.

— Ложись!!! — опять не услышал, а почувствовал на уровне спинного мозга.

Рухнул рядом с Войной, молясь не ошибиться в толковании сигнала.

Я уже говорил, как нежно я люблю тяжелые пулеметы?! Итицкая сила, я их обожаю! Я на них женюсь! И будем мы жить долго и счастливо! Назло всем!!! Три веера трасс — от "моего" танка и два с боков — сошлись на Чуме, вычеркивая его из списочного состава тварей, разрывая ему грудь и живот. Дождавшись окончания стрельбы, поднялся и упрямо стал вытаскивать из тела Войны застрявшую "Шую". На хуя мне она сдалась?

Глава 6

— Я очень надеюсь, что вы не станете распространяться, как заработали эту награду!

С трудом оторвал ошалевший взгляд от сверкающей в коробке "Золотой Звезды", уже второй в моей короткой здешней жизни. Кроме меня дважды кавалеров по всей империи насчитывалось семь человек. А трижды — только один, и он стоял сейчас в дверях палаты, тяжело опираясь на костыли.

— Почему, Петр Апполинарьевич? — казенные больничные пижамы волшебным образом нас уравняли, и обращение по имени-отчеству перестало колом застревать в горле. Да и те мгновения, что он вынужденно нюхал мою подмышку, не забыли ни он, ни я.

— Если кто-то узнает, что сломав князю Сомову три ребра и ногу, можно получить не казнь, а одну из высших наград, то, боюсь, мои старые кости подвергнутся нешуточной угрозе.

— Простите, — повторил я в который раз за эти два дня, что мы валялись в госпитале.

— Оставьте! — тоже не в первый раз отмахнулся князь, — Как ваши дела? Не ожидал, что встану вперед вас, капитан.

— По опыту могу сказать, что вставать наверное разрешат завтра, а пока приказано лежать! — Отчитался о своем самочувствии.

— Успехов тогда! А я зашел попрощаться.

— Уезжаете? Уже разрешили? — врачи твердо держались своей этики, не обсуждая пациентов, тем более таких высокопоставленных, но отбившийся от сиделок и приковылявший вчера вечером генерал сам сказал, что отъезд домой ему пока противопоказан.

— Завтра с утра. Куда они денутся, если Маша сама сюда примчалась и привезла на одного меня целую ораву дармоедок!

Княжеская палата (как высокопарно звучит по отношению к чуть большему, чем у меня помещению!) располагалась почти напротив моей, и длящееся второй день столпотворение сквозь неплотно прикрытую дверь я там наблюдал лично. К тому же одна из этих самых "бездельниц" явно не без приказа от монаршей четы битый час колдовала над моими ушами, возвращая слух. Из-за чего сегодня краснел, выслушивая лежа благодарности от совсем по-домашнему одетой Марии Четвертой, закончившиеся вручением указа и заветной коробочки! Лихорадочному румянцу, принятому всеми за смущение, активно поспособствовала только что прокапанная капельница — три по пол-литра. Не скажешь же расхваливающей тебя на все лады правительнице: "Бабка, сгинь! Ссать хочу — сил нет!!!" За то, что стоически перенес получасовой августейший визит и не напрудил в постель, мне как минимум еще медаль "За спасение на воде" задолжали!

Загипсованный император тем временем доковылял до стула для посетителей, заставшего, наверное, за свою долгую мебельную жизнь еще правление деда его жены, и, кряхтя, на него опустился, а потом стал пристраивать мешающие костыли. Вредные деревяшки не желали спокойно стоять прислоненными к подоконнику, и так и норовили съехать на пол.

— На самом деле, подписывая вам наградной лист, Мария поспешила, — укоризненно зацокал языком Сомов, наконец-то устроившись возле моей кровати, — В статуте боевой версии ордена четко прописано: за героизм при боевых действиях. За мое спасение вам полагалось "Красно солнышко" или "Невский", но никак не "Звезда"! — заканчивая обидную фразу, князь небрежно щелкнул пальцем по коробочке с наградой, лежащей на столике, — Женщины! — посетовал он, — Наворотят на эмоциях…