Я покивал, но ничего отвечать не стал. Какой из алкоголика боец? Убьет первый же патруль немцев. Но спасти Мишу нереально. Самому бы выжить…

Ну, и разошлись мы, каждый своей дорогой. Адресок подвала я на всякий случай запомнил: мало ли, а вдруг пригодится? Песель, гад такой, всю душу растравил, все норовил вернуться и облобызать на прощание еще разочек.

Пошел я наверх потихонечку. Никого не трогаю, подсвечиваю дорогу фонариком. Потому что мусора на лестнице набросано немало, споткнуться недолго. Сам помогал разбрасывать. Потому что чужие здесь не ходят. И вдруг на восьмом этаже что-то вроде как зашуршало. Я остановился, даже дыхание задержал. Но дальше тишина, никто не шевелится. Крыса, может? Или птичка какая? Кто его знает, надо у Ильяза расспросить, не слышал ли он чего. А то появятся соседи какие-нибудь, шуметь начнут, внимание привлекать. На хрена нам такое надо? Коллектив у нас нелюдимый, гулянок не любит. Достал пистолет, приготовился. Ладно, может, показалось. Постоял я немного и пошел дальше.

У нас я тоже особо не шумел: все равно чужие без шума не пройдут, разве что летать научатся. Так что никакие пароли с отзывами нам не нужны. Но Ахметшин молодец, бдил. Правда, я его по телефону предупредил, что приду скоро. Звонок? Какой такой звонок? Лампочка мигает, тишина гробовая. Но и звукоизоляцией Крестовоздвиженский занимался, не без этого. Даже немного жаль становится, что такое чудо взрывать придется.

Короче, встретились мы с Ильязом, пошептались немножечко. Нет, сначала чин по чину привалили проход, чтобы уж с гарантией сидеть здесь без сюрпризов. Я ему новости рассказал о героической обороне управления фронта, про раненого Никиту и отправленного в полет комфронта. Он мне – что ничего не происходило, никто не совался. И что Эдмон Дантес с аббатом Фариа – прирожденные саперы, раз с помощью ложки и кружки смогли проковырять капитальную стену. Освоил, значит, дореволюционную азбуку мой помощник. Вот поспим маленько, и я тоже начну осваивать. А чем еще заниматься? Ожидание – штука скучная.

Наши покидали город всю ночь. Только к утру стих шум от проезжающей техники и гомон от проходящих пешком бойцов. Бомбили так, что здание только так вздрагивало. Два раза спускались в подвал, на третий – плюнули, остались наверху.

Утром, как только небо посерело, я первым делом полез обозревать окрестности. Тихо и пусто, аж непривычно. Но через полчасика примерно, когда я уже умылся-побрился, опробовал наш туалетный узел и попил чайку с нехитрым завтраком – бутерброды из черствого хлеба с тушеночкой, – картина окружающего мира сильно изменилась.

Киевляне и гости столицы советской Украины потянулись в магазины. Не за покупками, что вы, дорогие друзья. Не будьте такими наивными. Сегодня у оставшихся в городе короткий период халявы. Да, большинство товаров вывезли и распродали давным-давно. Но наш народ не проведешь. Они как знали, где что осталось. Деловито вскрывали двери и начинали выносить тюки и свертки. Самые прозорливые приехали с тележками и грузили на них свою добычу. Ну, и расползались муравьями по своим норкам. Я их не осуждал, время грядет хреновое, холодное и несытое. Пусть запасаются кто чем сможет.

Вот и Миша, которого я вчера встретил, он что, свои припасы на улице нашел? Да нет же, взломал чью-то квартиру и таскал себе найденные харчи. Не про меня такие заботы. Кто я такой, чтобы судить их? Мое дело другое. И эти люди, потрошащие магазины, к нему отношения не имеют. Так что я вернулся и, пока было светло, обследовал в сто первый раз наше лежбище и лег почитать книжку французского писателя Понсон дю Террайля «Клуб червонных валетов» про похождения Рокамболя.

Немцы вошли в Киев следующим утром.

Глава 19

Ну как вошли? Пробились. Сначала громыхало в районе Ирпеня и Оболони, потом поднялся густой дым у Жулян. В бинокль, подаренный начштаба, я поразглядывал воздушный бой, что шел над городом. «Ястребки» то и дело ныряли в облака, чья взяла, я так и не понял. По крайней мере, никто не упал, даже не загорелся. Ну и нам легче: не будет мучить совесть насчет выпрыгнувших летчиков.

Мы с Ильязом позавтракали, снова тушенкой, попили чайку с сахарком вприкуску. Потом прогулялись до университета. Грохотало так уже прилично, город вымер. Я, поеживаясь от холодного ветра, в который раз осмотрел брусчатку площади. Сделано было все на совесть – в жизни не догадаешься, что тут лежит огромный фугас из радиомины и авиабомб.

Потом Ильяз показал мне фальшстену в здании универа. Тут было похуже, но тоже все на уровне – окрашенная в цвет стены картонка, замаскированные провода в подвале. Если специально не искать, то ничего заметить невозможно. Я не поленился, спустился, чтобы проверить укрытие Ильяза в каморке уборщика. Там татарин сделал еще одну фальшивую стенку с незаметной дверкой. За ней стоял стол со стулом, пульт управления «Голиафа», телефон. Мы проверили, как он работает – гудок был.

– Что если немцы отключат телефонную сеть? – поинтересовался Ильяз. – Как я узнаю, что надо запускать танкетку?

– Запасная радиостанция у тебя есть? – спросил я.

– Есть.

– А почему ты про нее не подумал? Ставь быстрее, а я тут еще прогуляюсь.

Поднявшись на первый этаж, я прошелся по зданию. Разбросанные бумаги, разбитые в ходе эвакуации притолоки дверей… Даже у статуи Ленина кто-то умудрился отломить кусок мраморной подставки. Что они тут такого тяжелого таскали? Квартальную отчетность парткома вуза?

– Стой, кто идет?!

Прямо из кабинета с табличкой «Ректорат» навстречу мне вырулил ветхий лысый дедок в очках. В руках он держал двустволку, настолько обшарпанную, что можно было подумать, он добыл ее в музее охотничьего оружия. Если такой есть, конечно. Ее стволы и уставились мне в живот.

– Ну-ка… покажь документы! Кто таков?

– А ты кто таков? – Хотелось пошутить по поводу возможности выстрелить из такого экземпляра, но я не стал: а вдруг дед захочет проверить и у него получится.

– Я сторож местный. Меня оставили охранять имущество.

– Было бы что сторожить! – сплюнул я. – Все до последней пишущей машинки вывезли.

– А ты, видать, пришел проверить? Вчера тут уже шастали вот такие! Стащить хотел чего?

– Да. Пару бочек знаний, – усмехнулся я, но дразнить охранника больше не стал и показал ему документы.

Дедок улыбнулся, представился.

– Петр Васильевич я. Тебя как звать величать? А то я не рассмотрел.

– Тоже Петр.

– Тезка, значит.

Сторож убрал ружье, стал скручивать самокрутку.

– С табачком-то нынче тяжко. Как думаешь, немцы завезут?

– Да жди! Откроют тебе прямо в центре города универсальный магазин – заходи, отоваривайся.

Тезка засмеялся, потом закашлялся дымом.

– Да ты остряк! Нет, немец – культурная нация, я помню их по семнадцатому году, устраивались на Украине с умом.

Надо же… Второй раз веду эту беседу. Помнится, ювелир в Житомире тоже готовился к приходу «культурной нации», почти теми же словами вещал.

– Покрошат они народу бесчисленно. Сначала евреев, а потом и до славян доберутся, – уверенно произнес я. – Так что сиди дома, в университет не шляйся, нечего тебе тут с ружьем делать. Эти разбираться не будут – стрельнут, и поминай как звали…

– У меня официальный документ есть, – Старичок потряс желтой бумажкой. – От самого ректора! Алексей Никитович наказал все сторожить!

– Подотрутся они этой филькиной грамотой. Говорю тебе, сиди дома! Подвал или погреб какой есть?

– Опять бомбить будут?

Не бомбить, а взрывать, но в детали я вдаваться не стал, лишь кивнул.

Подошел Ахметшин, отряхиваясь от паутины. Дед на него зыркнул, но ничего не сказал. Что могли, сделали. Может, и дойдет до него, что с немцами шутки лучше даже не пробовать устраивать.

Мы вышли на улицу и остановились на крыльце. Ильяз продолжал попытки избавиться от мусора.