Кирпонос от известия про Власова побелел как стена, аж губа затряслась.
– Куда его увезли? – спросил он, сжимая кулаки.
– Не знаю, не сказали…
– Масюк! – крикнул он в приемную. – Срочно узнай, куда Власова повезли. Машину готовьте! Быстрее! – И потом мне: – Здесь останешься. Рапорт пиши, что как. Понятно?
– Да, – кивнул я.
– Аркадий, ну что там? – нетерпеливо крикнул он, будто меньше чем за минуту можно было что-то найти.
Но Масюк был асом своего дела. Знал куда звонить и что спрашивать. Уже спустя пять минут они с Кирпоносом умчались в госпиталь.
Вернулись они часа через два. Кирпонос был темнее тучи. Прошел в кабинет, ничего не сказав. Аркаша из-за его спины махнул рукой: мол, молчи, сам расскажу.
И сразу следом за ними в приемную вошел Чхиквадзе. Я посмотрел на него и поднялся из-за стола.
– Мне к вам?
– Зачем? – искренне (надеюсь, что так) удивился он. – Андрей Андреевич все рассказал, говорит, ты там молодцом держался. Адъютант его, вот к нему вопросики… А, ладно. – Он повернулся и пошел к кабинету комфронта. – Работайте, ребята, отдыхать после будем, – почему-то немного невпопад сказал он и скрылся за дверью.
Глава 9
Сборы в Москву проходили сумбурно. Дергали меня во все стороны, и поделать с этим ничего не получалось. Сам запрягся, что жаловаться? Ближе к вечеру, после всей беготни по штабу, я поехал в небоскреб. Надо же посмотреть, что там творится. А то сейчас улечу, а вдруг они натворили неизвестно что?
Жора Крестовоздвиженский (ох уж эти поповские фамилии, покруче казацких бывают, хотя Неперейдишлях все равно бьет все остальные) трудился как следует. Даже не увидев объект, я понял, что работает старший сержант не за страх. Ильяз и трое помощников, которых он привел, выглядели – краше в гроб кладут. А из-за угла раздавались призывы на иностранном языке прекратить бездельничать и начинать вкалывать.
Даже незаконченная маскировка привела меня, ребята, в настоящий восторг. Такое впечатление, что здесь велись боевые действия, и пройти можно, только подогнав тяжелую технику. Или взорвав все еще раз.
– О, товарищ старший лейтенант! – Жора вышел откуда-то сбоку, отряхивая руки. – Работа движется, как видите. Завтра еще пошаманим немного, мама родная не узнает. Пойдемте, покажу внутри.
Он провел меня, предупредив, чтобы я ступал прямо след в след за ним. И правда, даже не споткнулся ни разу. Так потренируемся, и никаких проблем с входом у нас. В отличие от возможных преследователей. Внутри все оставалось почти таким же, как и раньше. Кроме одной мелочи: перекрытия были проломлены в двух местах.
– Здесь еще пути отхода сделаем, – объяснил Жора. – Один фальшивый, другой – настоящий. Сами понимаете, лучше сейчас немного попотеть да пыль поглотать, а потом уйти спокойно.
– Знатно получилось. – Я только кивал как китайский болванчик, в таком приятном охренении пребывал. – Это где же вы так… наловчились?
– Есть такие места, – загадочно улыбнулся старший сержант. – Но нас там уже нет.
Ну и ладно, я особо и не настаиваю. Мало ли где человек постигал свою науку? То не наше дело. Я подошел к смотровому окну, глянул на площадь. Не всю видно, но как раз тот кусочек, где должны расположиться принимающие парад, как на ладони. Вот понимаю, что ничего там сейчас нет, а тянет лишний раз посмотреть. Уже поворачиваясь, я плечом почувствовал, как что-то процарапало мне кожу. Гвоздик! Таки порвал мне, не штаны, так гимнастерку. А сейчас еще и крови из царапины впитается в ткань сколько-то, и стирать придется. Вот же влез! А ведь обещал Ильяз вытащить обломок!
«Голиафа» потрошили в закутке автомастерских. Никакой секретности, тройного забора из «колючки» или проверки пропусков по особому списку. Отгородили место – вот и все дела. Понятное дело, на ночь в шкаф запирали, но больше для порядку. Ага, поверили, да? Дополнительного часового возле мастерских все же поставили, и просто так туда посторонние не шастали.
Я, вестимо дело, посторонним не был: и по должности, и по причастности к добыче объекта. Так что пару раз за день заглядывал. Наши Кулибины немецкое чудо техники собирали, разбирали и улучшали. Именно что не пытались усовершенствовать, а на самом деле сделали лучше. Теперь танкетка не только ездила чуть быстрее, но и крутилась намного шустрее. Так что не надо про германский гений, наши ребята не хуже умеют, лишь бы кувалда поухватистее да зубило покрепче. Это я, говорите, про немцев такое рассказывал? Не может этого быть!
Отдавать чудо техники в столицу наши ребята не хотели. Бытовало мнение, что хитрые москвичи прибор себе присвоят – и поминай как звали. Не то чтобы я был особый мастер интриг, но мои намеки на это дело просто упали на готовую к такому почву. Так что начни вдруг кто узнавать, кто такое мнение пустил гулять, вряд ли до меня докопаются.
Но все же война – общее дело, и в столицу готовили, кроме уже ненужных умельцам немецких бумаг, чертежи, журнал испытаний и прочее добро. Пусть изучают передовой опыт и пытаются повторить! Что будет с танкеткой здесь, в городе, который скоро придется сдать немцу, – о таком ребята, похоже, не думали. Просто увлеклись новой игрушкой и о плохом старались не вспоминать.
Разведчики приехали в штаб по каким-то своим делам. Что-то кому-то привозили, я подробностей не узнавал. Факт, что зацепились мы языками с их командиром, капитаном Фирсовым: он занес бумаги в приемную, мы там кивнули друг другу, а потом я увидел его как раз возле автомастерских, куда нес ребятам котелок с чаем – погреть душу.
Он дождался, когда я выйду, и спросил:
– Значит, это вы танкетку привезли?
– Может, и так, – ответил я, даже не замедляя ход.
– А покажете? – Капитан пошел рядом со мной.
– Так тут вроде не выставка достижений… – Впрочем, я остановился. Капитан был достоин того, чтобы показать ему трофей. Вежливый, не полез нахрапом, дождался даже, пока я освобожусь. – Но посмотреть можно. Пойдемте.
Я развернулся и повел его к «Голиафу». Там ребята как раз гоняли его с нагрузкой. Посмотрели, Фирсов поцокал языком, послушал историю про то, как машинка попала в наши руки. Как-то незаметно я вернулся в рассказе еще немного назад во времени и выложил ему про Васю Харченко и про то, как эта история началась. Это когда мы с немцами ехали по одной дороге, и они нас не тронули.
– А у нас буквально позавчера похожий случай был. Представляешь, пошли на задание. Темно, как в… короче, хоть глаз выколи. Вот. Решили пойти по линии железки: хоть что-то видно, все быстрее получится. В передовое охранение никого не ставили, один хрен ничего не видно. И надо же, представляешь, лоб в лоб с нами немцы! И тоже по железке шуруют! Но – навстречу нам. Все наши посыпались под откос, фашисты – как по договору, по другую сторону полотна. А насыпь там – одно название, может, с метр высотой. И лежим мы, каждый со своими, сопим в дырочку. Шепотом перекличку сделали – наши все на месте. Вдруг с другой стороны немчики: «Генрих! Генрих!» Потеряли, значится, своего.
К нам подошел какой-то залетный водила, спросить закурить. Капитан замолчал, то ли от нежелания рассказывать при постороннем такую щепетильную историю, то ли дух перевести. Любитель чужого табачку уже пошел, а Фирсов все молчал.
– Так что там дальше на железке случилось? – прервал я его раздумья.
– Тьфу ты, задумался. Это у меня, брат, случается такое. На чем я остановился?
– Что немцы своего потеряли, звать начали.
– Ага, точно, вспомнил теперь, – почесал лоб капитан. – Ну потеряли и потеряли, такое и белым днем случается. Вдруг слышим: блеет кто-то недалеко от нас. Пошли хлопцы, притащили. А он как тот кутенок: маленький, дрожит весь, морда вся в соплях. Толкаем его: иди, мол, к своим. А у него от страху руки-ноги поотнялись, шагу ступить не может: его отпускают, а он валится. Ну ладно. Кричим фашистам: мол, тут ваш Генрих, ловите. Поняли или нет – хрен его знает, но примолкли, ждут. А мои этого пацанчика, значит, взяли за конечности да с размаху его к своим и кинули. А он, видать, от перепугу на последней секунде обтрухался маленько, летит и бздит, да громко так. Тут мы и легли, минут пять встать никто не мог, на карачках ползали. А с другой стороны немчура ржет, ну чисто кони. Посмеялись и пошли каждый по своим делам. Вот такие пироги.