Я только собирался облегченно вздохнуть, как проклятая фашистская гадина, все еще посмеиваясь, добавила:

– Но документики мы у вас проверим. Порядок надо соблюдать. А то вчера ночью чуть не упустили целую лодку с большевиками! – И скомандовал кому-то из своих: – Чуть ближе веслом подгреби…

– Ходу, Никанорыч! – крикнул я. – Дави их!

Глава 8

Задавить не получилось. Пока Закуска врубил полную, пока набрали ход, немцы начали первыми стрелять. Тут уж сразу вдарили наши пулеметы. По огневой мощи мы в разы превосходили фашистов, поэтому перестрелка сразу и закончилась. Немецкий катер прошили от носа до кормы несколько раз, снесли все с палубы.

– Прекратить огонь! – закричал майор, первым перепрыгивая через борт.

Никанорыч ловко подвел нас к фашистскому катеру, бойцы посыпались вслед за Базановым. Кроме двух. Енот склонился над Сырцовым, приложил руку к горлу:

– Все, отмучился Сашка.

Я, пригнув Якова обратно к палубе, перебрался на нос. Пуля угодила Сырцову прямо в сердце. Из груди все еще толчками выплескивалась алая кровь.

– Тут есть раненые, – крикнул с немецкого катера майор.

– В воду, – коротко ответил я, закрывая Александру глаза. – Не забудьте оружие и вообще там обыщите все.

Трофеев оказалось негусто. МГ с двумя лентами патронов, пара автоматов. Гранат не было, сухпая тоже оказалось впритык – на ползуба отряду. И чего они такие слабовооруженные вылезли на реку? Нет, непуганый еще немец. Победы застилают глаза.

– Нам придется сходить на берег, – подытожил Закуска после того, как немецкий катер начал тонуть быстрее. Капитан, тяжело вздыхая, последним перебрался обратно.

– У кого карта?

Подошел майор, достал планшетку. В ней была немецкая карта, взятая на катере.

– Мы здесь. Дальше Чернигов. – Закуска ткнул пальцем в извив Десны. – Надеялся проскочить, но раз здесь уже на подступах патрулируют круглосуточно…

– Вот брянский лес, – показал я зеленое пятно дальше по реке. – Вот Новгород-Северский. Нам туда.

– Сходим на правый берег… – Майор задумчиво почесал в затылке. – Обходим Чернигов через Подгорное и Пески. Дальше пытаемся опять найти какое-нибудь судно…

– В конце ноября Десна может и встать, – пожал плечами капитан. – Мы последней пташкой шли. Ничего не выйдет.

– Значит, пойдем проселками, – еще раз подвел я итог. – Ищите, где пристать, и вперед.

– «Максим» придется оставить. – Базанов глазами нашел нашу кормовую огневую точку. – Не утащим.

– Притопите его.

Катер Закуски топить не стали, просто загнали в плавни, поставили на якорь и закидали ветками: рядом проплывешь – не заметишь.

Потом хоронили Сырцова.

– Хорошая земля досталось Сашке. – Вылез из могилы Махно, воткнул рядом саперную лопату. – Чернозем.

– Не промерзла?

– Нет, даже не промокла, сверху только немного.

Мы уложили Сырцова, щелкнули вхолостую курками пистолетов и автоматов. Я построил отряд и, пока Махно с Быковым зарывали могилу, сказал:

– Наша первая потеря. И не последняя. Каждый из нас может быть следующим. Если не чувствуете в себе сил, уходите сейчас. Авось сами дойдете до фронта. – Я выразительно посмотрел на Якова, намекая, что к нему это не относится. Сына я должен сдать Сталину лично. – Дальше будет тяжелее.

Никто не отказался, даже взглядом не вильнул. Отряд потерял одного бойца, а приобрел трех – Якова, капитана и Елисея. Можно воевать!

Мы навьючили на себя все, что только можно: два пулемета с патронами, ящик сухпая, рацию Анны. Никто не остался без поклажи. Даже подпольщица тащила на себе баул с перевязкой, лекарствами, что надергала с немцев. Кроме этого несли и всю немецкую одежду – шинели, ремни, шапки. Авось пригодится.

Сначала шли вдоль реки, потом начали забирать правее, благо Енот нашел натоптанную тропинку.

– Петр, я тут журнал боевых действий отряда завел, – сказал майор, выставив головной дозор, тыловой и догнав меня.

– Отлично.

– Записываю, кто в чем специалист. Пригодится.

Ага. Вот для чего он этот разговор завел.

– Тебе интересно, кем я был до того, как стал адъютантом у Кирпоноса?

– Я и так знаю – сапером.

– Военинженером.

– А где служил?

И что ему рассказывать? Ясно, что не про меня настоящего, запорожского. Значит, про Соловьева. А что я про него помнил?

– Я окончил Мичуринское военно-инженерное училище. Поступил курсантом, выпустили лейтенантом.

– Хорошо учился? Это где, под Тамбовом?

– Там. Учили, как всех. Три батальона, казармы… Командиром батальона у нас был подполковник Рябов, а начальником училища – подполковник Коковцев Николай Иванович. Хороший мужик, часто прощал залетчиков. У нас был свой переправочный парк. – Я вздохнул, вспомнил учебу под Ровно. – Давали тактику, саперное дело, минирование и разминирование. Подрыв объектов. Ну и мосты, переправы.

Мы перешли через замерзший ручей, причем Енот умудрился провалиться, и пришлось останавливаться, разжигать костер, сушиться. Тут я вспомнил к месту:

– Берег левый, берег правый, снег шершавый, кромка льда…

– Это о чем ты? – спросил Базанов.

– Да стих такой. Знакомый написал.

– Прочитай

Я напряг память. Что там Твардовский сочинил про нас, саперов?

Народ подтянулся поближе, начал прислушиваться. Но я это дело пресек. Не потому, что дальше не помнил. Мало ли что. Вспомнит кто-то после, появятся думки, вопросы. Скромнее надо быть.

– Все, дальше не помню. Давно это было. Может, позже.

Дождались, пока Енот оденется в сухое, затушили костер и двинулись дальше. Прошли пару километров, почувствовали усталость. Притормаживать начал и головной дозор. Майор одернул их, приказал:

– Шире шаг!

Дальше шли молча, но партизаны явно хотели продолжения. Аня стала чаще оглядываться. В ее глазах прямо плескалось любопытство. Первым не выдержал Махно:

– Не вспомнил, командир?

– Да какое там, – махнул я рукой.

– Погодьте… – Енот остановился, принюхался. – Дымом пахнет!

Мы продолжили движение, вышли из небольшой балочки и увидели хуторок среди рощицы. Три дома, высокие, крепкие ворота.

Махно перекинул МП со спины, вопросительно посмотрел на меня.

– Андрей! – Я протянул Быкову свой бинокль. – Сможешь вон на тот дубок забраться?

Как только наш разведчик влез на дерево, Махно дал одиночный выстрел в воздух. Если на хуторе есть немцы, засуетятся и выдадут себя.

– Никого! – крикнул сверху разведчик. – Только хозяева. И собаки.

Под лай псов мы подошли к полуоткрытым воротам, в которых стоял седой кряжистый мужик в тулупе. В руках он держал древнюю, как говно мамонта, двустволку. Может, такими французов гоняли в восемьсот двенадцатом.

– Ну здравствуй, хозяин, – первым поприветствовал я хуторянина, даже не прикасаясь к автомату. Впрочем, у других оружие недвусмысленно глядело вперед.

– И вам поздорову, – буркнул мужик. – Чьих будете?

– Свои, советские, – ответил майор.

– Свои месяц назад драпанули на восток.

– Как видишь, не все, – примирительно произнес я. – Пустишь?

Мужик с сомнением осмотрел мое воинство, задержал взгляд на Анне. Его лицо разгладилось, он кивнул в сторону дома:

– Заходите.

Зашли. Познакомились. Хозяина звали Егор Семенович. Его пожилую маленькую жену – Авдотья Степановна. Была у пары и дочка на выданье – кареглазая фигуристая девушка с черной копной густых волос по имени Параска.

Егор Семенович оказался местным лесником, жил на отшибе, немцев в глаза не видел.

– Трупы только по Десне плыли. Вот и вся война. В Чернигов я не езжу. В Подгорном вроде был гарнизон немцев, но ушел.