— Положь взад, это командующему!

— Подсыпешь, у тебя много. Короче, пойду прятаться, пока не припахали. Давай, потом расскажешь всё в подробностях!

И я пошел. Где-то здесь скрывается от справедливого, но сурового командира капитан госбезопасности Евсеев. А у меня к нему некоторое количество заданий.

Заглянул к майору Мельникову, но там никого. Тогда я сделал финт ушами и пошел прямиком в нашу земляночку. Ага, всё верно, дрыхнет капитан без задних ног. Посапывает во сне, вон, глаза бегают, смотрит что-то. Возможно, даже хорошее — женщин в неглиже. Танцующих канкан. Но мне ведь обидно, когда подчиненный давит массу, а начальник бодрствует. Я бы тоже на канкан глянул.

— Смирно! — крикнул я. Вполголоса, чтобы не очень пугались люди снаружи.

— А? Я… товарищ полковник, на минуту всего… ишь, сморило как… — и Степан зачем-то начал расправлять шинельку, которой укрывался.

— Давай, Степан Авдеевич, подъем играй, некогда прохлаждаться. Сейчас идешь и забираешь к нам бойца из роты охраны, командир младший лейтенант Бедридзе. Фамилия нашего человека Дробязгин.

— Ага, записал, — Евсеев уже будто и не спал только что, и волосы пригладил, и лицо как-то выровнялось.

— Всё, приведешь, покажешь, где тут, что. Будет нам помощником на всех фронтах. Далее. Завтра с утра едем в маскировочную роту, там есть такой лейтенант Меерсон, Исай Гильевич. Мне, скорее всего, не до того будет, а твоя задача — обеспечить режим наибольшего благоприятствования для мероприятия. И для конкретного человека тоже. Грачев в курсе, отгрузку материалов уже начали. Черт бы ее побрал, — вспомнил я Ильяза.

— Случилось что? — поднял голову капитан.

— Ахметшина бревнами придавило, в медсанбат повезли.

— А как он там оказался?..

— Каком кверху. Я его на воспитательные работы отдал, за самоход. Короче, пока вдвоем. Когда вернется, не знаю. Так что занимайся маскировкой, а то я чувствую, с этим заморским гостем задач отхвачу немало.

— Каким гостем?

— Главный ленд-лизовец к нам едет. С первой партией танков. В штабе говорят, у них какие-то китайское имя.

— Ли?

— Да, М3 Ли. Так что будет беготня.

— Ладно, все понял, — тяжело вздохнул Степа. — Но этого… Дробязгина, его проверить надо еще, по нашему ведомству.

— Тормозим, Степан Авдеевич? Он же в роте охраны, их там давно всех перепроверили. Ну и у меня случай был один… потом расскажу. Но считай, проверку он уже прошел.

Понятное дело, мы с Евсеевым сначала сели чайку попить. Уж не знаю, кто там ему из Ирана чай гнал, но у Степана этих банок оказался целый ящик. Если сильно не буреть и не раздаривать драгоценный напиток направо и налево, то хватит нам этого добра до самой победы. Или почти до нее.

Под чаёк к моей добыче из приемной нашлись и конфеты «подушечки», и даже плитка горького шоколада, почти целая, которую Ильяз притаранил от летунов, не иначе. Но у него мы про это потом спросим. А пока котелок с водой на спиртовочку — и милое дело. Никто снаружи не заметит, это не буржуйку топить со всей дури, мы же потихонечку.

Но как известно, господь любит смеяться над нашими планами. Сегодня у всевышнего особо игривое настроение, наверное. Потому как только я открыл банку и вдохнул крепкий терпковатый чайный аромат, предвидя, как сейчас сыпону по кружкам заварочку, а потом накрою их сверху настоящими блюдечками, чтобы настаивалось, приперся посыльный из штаба.

— Тащ полковник, к командующему вызывают, поскорее. Велели, чтобы со всеми наградами, при параде.

Вот тебе, бабушка, и попили чайку. Я полез в вещмешок за заветной коробочкой, где у меня ордена хранились. А что, я не штабной, мне парад блюсти незачем, а светить в прифронтовой полосе наградами — пускай дураков в другом месте поищут. Так, мундирчик у меня вполне себе свежий, практически недавно выглаженный, на земле я в нем не валялся. Сапоги вот только… А что, я с утра не по асфальту ходил, в разных местах приходилось шагать в этой обувке.

Вестовой топтался в сторонке, если можно так сказать про нашу землянку. Пока я ордена прикручивать буду, пусть лучше делом займется. Пока нет ординарца, и этот сойдет. Так что дал я ему ветошку, да ваксу со щеткой, и погнал на улицу блеск наводить.

Через пять минут я был готов хоть куда, даже на прием в Кремлевском дворце не зазорно показаться. Одеколоном побрызгался, «Шипром», не абы чем. И двинулся в штаб. Без особой радости, но если что случилось, то куда ж ты денешься. Потерпим и в штабе, поработаем мордой лица.

А тут, похоже, целая делегация прибыла — машин… как у дурня фантиков. Где они хоть уместились там все? Сейчас узнаю. А про маскировку думать никто не хочет? Вот сей момент только немецких бомберов сюда не хватало, на такую смачную мишень.

Дал пинка охране — косясь на орден Ленина на широкой груди, забегали, начали натягивать маскировочную сеть.

Прошел внутрь штаба. Дверь настежь, там внутри я увидел сидящего напротив Кирпоноса высокого мужика с крупным носом и зачесанными назад волосами. Что-то ему в ухо бубнел какой-то чин из мелких, переводчик, наверное. Почему я так подумал? Был бы из крупных, не смотрел бы так угодливо. Да еще и в штатском. Тут таких в костюмчиках у нас — раз, два, и обчелся.

Увидев меня при всем параде, Аркаша только втихаря мне палец большой показал. А что, иконостас хоть и не очень обширный, но зато вполне впечатляющий. Кроме меня тут стены подпирали все командиры самого высшего ранга. Я так, сбоку припека. Вот начштаба Стельмах, о чем-то шепчется с членом Военсовета Запорожцем. Кстати, если политработник фамилии соответствовал, ему только усы прицепить, да шаровары с мотней до колен напялить, чисто казак будет, то у Стельмаха кроме фамилии ничего украинского не было. Кстати, Григорий Давыдович тоже сидел перед войной, и, как и Рокоссовский, был в сороковом отпущен на волю. Сам Константин Константинович тоже здесь, пытается не задеть головой потолок. Ему с его двухметровым ростом здесь тесновато. Рядом с ним командарм пятьдесят два Яковлев. Вот он как раз точно не парад прибыл, серый от усталости.

А меня за локоток прихватил начальник особого отдела Мельников.

— Соловьев, вы знаете, зачем вас вызвали?

— Откуда, Дмитрий Иванович? Сидел у себя, ни сном ни духом, поверите, чай пить собирались. Прибежал вестовой, давай, ордена цепляй, и срочно к командующему. Мне никто ничего. Я думал, вы хоть что скажете.

Особист только зубами скрипнул. Тем более, что случился выход большого начальства с высокими гостями к народу. Ого, сколько их там было! Как уместились хоть? Кирпонос, рядом с ним какой-то старлей невоенного вида, скорее всего переводчик, только наш. Потом Гарриман этот. Красивый мужик, лицо уверенное, такой трояк попросит в долг, так сразу дашь и спрашивать не будешь, когда вернет. Просто от уверенности, что не зажилит. Ну и переводчика я видел уже. Потом иностранный вояка какой-то, не знаю какого звания, я в их погонах плохо разбираюсь. Звезд никаких, только орлы серебряные. Мордатый такой, глазенки так и рыскают кругом. Наверное, боится, что коммунисты его сейчас на костре поджарят.

А неожиданнее всего оказалась дамочка. Молодая, тридцати нет еще, блондиночка. В военной форме, помню, как же, в сорок пятом мы таких девчат много видели. Миловидная, ничего не скажешь, у Гарримана губа не дура, старую клушу за собой таскать не стал. А у этой одни глазищи на пол лица, ресницами только хлопает. И помада на пухлых губках такая… что прямо вдруг захотелось заграбастать ее и яркую эту краску поцелуем согнать. Но я только слюни глотнул. Такую попробуй пальцем тронь, до конца своей короткой жизни жалеть будешь, что чувства не обуздал.

— Товарищи, — начал Кирпонос. — Полномочный представитель президента Северо-Американских Соединенных Штатов господин Гарриман прибыл к нам с визитом. Он привез очень хорошее известие о поставке бронетехники от наших союзников. Первый эшелон уже прибывает…

Михаил Петрович вещал как по писаному, а я вспоминал американскую технику. Ли эти. Средний двухпушечный танк. Не тридцатьчетверка, но дареным коням, как известно…