В какой-то момент стрельба сошла на нет, все затихло. В пулемет даже не успели заправить ленту.
Евсеев скомандовал трем красноармейцам из комендантского взвода осмотреть местность. Очень скоро они притащили мертвого мужика — в ватнике, славянской внешности. Вооружен был обычным немецким MP. Пуля попала ему в рот, вышла в затылке. Так себе зрелище.
Судя по следам, штаб пытались атаковать диверсанты числом не меньше десятка. Они закидали окопы гранатами, открыли стрельбу. Только вот гранаты не взорвались — запалы отсырели.
— Весело тут у вас, — Евсееву определили место в нашей с Ильязом землянке. — Диверсанты шляются по тылам как у себя дома.
— Так это ваша недоработка, — зевнул я и заснул буквально за минуту.
Утром все тело ломило, будто я сам гонял немецких диверсантов по местным болотам. Но деваться было некуда — после завтрака отправился к маскировщикам. Которыми подрабатывала двадцатая рота инженерного батальона под Селищами. Вестимо дело, сначала позвонили в дивизию, там спустили вниз по команде, так что должны были ждать.
Приехал я аккурат на посвящение новичков в тонкости саперного дела — пожилой сержант вставил тлеющий бикфордов шнур в толовую шашку и два лопоухих новобранца с ужасом смотрели, как огонек все ближе и ближе подбирался к взрывчатке. В самый последний момент сержант, разумеется, вытащил шнур, пригладил усы.
— Все поняли, салаги?
Бойцы закивали как по команде.
— А сейчас берете по кусу и кушаете, — сержант разломил толовую шашку. — Считай, посвящение прошли.
Я наблюдал за этим шоу молча — сам проходил такой ритуал. Откуда, кто придумал и зачем? Не понятно.
Красноармейцы послушно скушали по кусочку, после чего один заметил, что тол по вкусу напоминает аспирин.
— Только не вздумайте теперь курить, — встрял я со своим ценным советом.
Бойцы подскочили, отдали честь.
— Подорвемся, товарищ полковник? — спросил правый боец.
— Череп на куски, — покивал я, подмигивая сержанту, который улыбался в усы. — Вообще бросайте курить, если начали. Табак демаскирует. Воняет за полсотни шагов, папироса тлеет.
— Да, нас уже предупредили — третьим не прикуривать, — тяжело вздохнул «левый». — Снайперы немецкие на передке случаются.
— Вот-вот. Третьим не прикуривайте. А теперь проведите-ка меня к своему начальству.
Приказ, который изготовили в штабе фронта, сделал дело первоочередным и не терпящим отлагательств. А что, стоит только посмотреть на подпись Кирпоноса, и сразу всем становится ясно: это надо сделать быстро и именно так, как написано. И понеслось.
Рота стояла совсем недалеко от места будущих свершений, так что я просто загрузил командира взвода в эмку, близнеца той развалюхи, что нас в Москве возила, и мы поехали.
Для лейтенанта староват командир, сильно за сорок, да и вид у него… сугубо гражданский, я бы сказал. И в плен ему лучше не попадать, конечно. Национальность на лбу написана. Все как положено — и очки с толстыми линзами на крючковатом носу, и уши большие, залысины на лбу. Но мне не на парад с ним и не в модном журнале сниматься. Сказали, что лучший — Меерсон, так с ним и будем работать.
— Вот, собственно, фронт работ, — показал я ему, когда мы вылезли из машины. Два спеца рангом пониже в звании сержантов почтительно отошли в сторону, чтобы не мешать начальству решать вопросы.
А что там особого смотреть? Сами Селищи сохранились немногим лучше Вишеры. Наверное, здесь все усилия прилагали к тому, чтобы мост выбомбить. Чуть в стороне от моста отмель какая-то. Сейчас немного над поверхностью показывается, а летом, когда уровень воды пониже, целый остров получается. Даже дерево какое-то растет. Наш берег довольно пологий, а противоположный — там обрыв довольно крутой.
— Н-да, — он снял очки, протер стекла ветошью, выуженной из кармана шинели, и снова нацепил их на нос. — И что надо сделать?
— Сделать так, чтобы мост больше не бомбили. Вы, товарищ лейтенант, кем до войны были?
— Инженер-строитель я был, товарищ полковник.
— Давайте когда начальства нет, без чинов. Тем более что мы почти ровесники. Я Петр Николаевич. А вас как звать-величать?
— Исай Гильевич, — сказал он и уставился на меня. — И каким средствами мы располагаем? Каковы сроки?
— Знаю, можно сделать быстро или медленно, хорошо или плохо. Дешево и хорошо не получится никогда. У нас… в пределах разумного неограниченные средства. Только за каждый гвоздик спросят, не сомневайтесь. Сроки — как всегда, надо вчера.
— Давайте так. Сейчас я с бойцами обследую объект, прикину вчерне необходимое, и к вечеру буду готов сообщить подробности.
— Хорошо, вечером буду у вас.
— Сто пятьдесят тысяч квадратных метров мешковины?
— Возможно, понадобится больше. Это черновые прикидки. Проект пока не готов, одни наброски.
— Ладно, давайте дальше… Древесина… Тысяча кубов? Охренеть и не встать…
— А вы как думали? Мы будем строить почти настоящий мост. Вот смотрите… — он достал листик бумаги, положил передо мной. — Основание моста сделаем из отдельных двухслойных плотов. На каждом из них прикрепим вертикальные стойки, связанные между собой ребрами жесткости. Метра по три каждая. Каждый плот — одно из звеньев моста, соединяем прогонами, поверх имитация рельсов. По торцам настила сделаем перила…
— А течением не унесет?
— Каждый плот укрепим якорями, не беспокойтесь. Такого моста вы в жизни не видели!
Куда хоть делся тот нескладный лейтенант, на котором и форма военная висела как на пугале? Меерсон будто помолодел лет на пять, глаза блестят, руки потирает. Вот ведь за дело переживает! Особенно когда есть возможность сотворить всё как надо.
— А настоящий мост?
— Ерунда, — махнул он рукой. — Это так, на один зуб, извините за вольность. Сверху маскировка, по бокам бревна, металлоконструкции в воду опустим. Ни один летчик не поверит, что мост не разрушен.
— Еще что-нибудь?
— Да. Надо произвести земляные работы. Для полного правдоподобия необходимо строить плавный спуск к мосту. А там высота берега до восьми метров. Плюс фальшивая ветка железной дороги.
— Когда будет готов проект? — спросил я главное. Ну да, а ну как скажет сейчас Исай Гильевич, что ему для полной радости надо конструкторское бюро и пара-тройка месяцев чтобы не трогали. И что мне тогда? Отвечаю за это я, а значит, придется этого симпатичного мне человека жестко стимулировать.
— Три дня, — прозвучал успокоивший мня ответ.
— Тогда до завтра, товарищ Меерсон.
Помпотыла фронта только крякнул от новостей, которые я ему принес. Грачев задумался, начав грызть кончик ручки.
— И вот это всё надо сразу?
— Нет. Там делают проект, по готовности станет понятно, что и в каких объемах будет необходимо окончательно. Но готовьтесь, Леонид Петрович, сказали, через три дня можно приступать.
— Ладно с мешковиной, но что такое тысяча кубов древесины? Порода дерева какая? Номенклатура? Что там надо, непонятно. Одно дело кругляк необработанный, другое — брус. Это, знаете, Петр Николаевич, как попросить какого-нибудь оружия, не указывая даже для каких целей.
— Предварительно вот что там задумано… — я вытащил из планшета листок с набросками Меерсона.
Грачев посмотрел, снова крякнул. Вздохнул, сделал какие-то пометки карандашом.
— Я эскиз этот возьму себе? Вам он уже без надобности.
— Берите, конечно.
— Тогда жду проект с обоснованием. Будет вам и древесина, и полотно, и краски. Всю номенклатуру достанем. Предварительно сейчас посмотрим, уже завтра начнем доставку. По нашей службе определим, что и куда.
Судя по уверенности, с которой он это сказал, интендант уже знал, где он это всё возьмет. Приятно работать со специалистом своего дела.
Я вышел от Грачева и постоял в одиночестве. Интересно, а где Ильяз? Евсеев разбирает ночной налет, его припахали, потому что больше некому. Я тут катаюсь во все стороны, готовя стройку моста и нитки железной дороги. Все при деле, а вот товарищ Ахметшин с утра куда-то ушел, пока я спал еще, и так до сих пор не появлялся. Эту ценную информацию мне часовой передал. Будет за что взгреть. Сначала за длинный язык, потом за самоуправство. Что это за подчиненный, который даже не уведомил непосредственного начальника о своем местонахождении?