— Эй, Заринка… э-э-эй!
И рада бы поваляться еще, но некоторые голодающие почуяли, что я уже не сплю.
— Что? — приоткрыв правый глаз, поинтересовалась я.
— А ты не голодная, что ли?
— Нет. Мы, орки, можем обходиться без еды до трех суток, тебе ли не знать.
— Тьфу! — Сначала ругнувшись, следом Клим попытался меня разжалобить: — Зарин… Зариночка… а ты сходила бы на разведочку… как и что… без еды-то оно, может, и ничего, но не без чаю же? А чаи тут мм… вкусные-э-э!
— Тебе булок, мяса или овощей? — не став упрямиться, спросила я, уже вставая.
— Всего! И сметаны, смета-а-аны!
— Со сметаной из столовой будут проблемы — в ладонях я тебе ее не понесу. Но не хнычь, на днях схожу в город, куплю.
— Я тебе говорил, что ты душка?
— Ты еще скажи, что красотка. — Скептично скривив губы, когда шушь уже почти открыл рот, я случайно глянула в окно и замерла. — Клим, брысь, у нас гости.
У нас действительно были гости, причем невероятно наглые и беспардонные. Еще вчера я нарисовала на занавесках парочку простейших рун от подглядывания, и именно сейчас их пытались взломать снаружи. Окно, кстати, было всего в полутора метрах от земли, так что мне были видны силуэты троих. К сожалению, только силуэты.
Успев на счет три натянуть замшевый костюм, на счет четыре я уже расчесывала волосы, причем глядя четко в окно, поэтому не пропустила момент, когда руны поддались, занавески истончились до состояния застиранной марли, которой, впрочем, и являлись, и на меня уставились три пары любопытных мальчишечьих глаз.
— Бу! — Специально убрав все волосы с левой половины лица, я являла не самое привлекательное зрелище.
Уродливый шрам, начинающийся на лбу и заканчивающийся на подбородке, шел через всю левую щеку. Когда-то давно, а точнее, всего каких-то пять лет назад именно из-за него я потеряла свой глаз, который мне заменили. Не самым лучшим аналогом, я вам скажу, но на тот момент со мной не советовались. Никого из четверых оставшихся в живых не спрашивали. Мы умерли, у нас даже официальные могилки есть. Мне, к слову, еще повезло — рука высшего демона, которой нипочем любые увечья, да глаз-артефакт, глядящий в иной мир, — мало кто может похвастать подобным. Жиден уха лишился, и ему обратно не пришили, у Нанки обе ноги чужие, причем вампирьи, а Карсш… Карсшу повезло меньше всех — своя у него осталась лишь голова, и та теперь приживлена к телу человека.
А до того несчастного случая была прекрасная компания. Четвертый курс Академии Медиумов и Спиритов. Шалопаи и гулены, на две трети состоящие из золотой молодежи и лишь на треть из таких, как я. Вот как раз мы и выжили… самые выносливые, самые сильные, самые удачливые. Можно ли считать удачей то, что, шагнув за грань и пробыв там почти сутки, мне удалось вернуться? Не самой, нет — меня вернул сам Плетельщик, и то потому что я знала чуть больше остальных и могла дать развернутые показания. Знала, предупреждала, пыталась остановить… Но кто послушает шальную девчонку Зарю из приграничного охотничьего клана Говорящих с Ветрами, если сам племянник наместника говорит, что все схвачено? Как раз именно его тело пострадало меньше всех и теперь принадлежит Карсшу.
За призыв тварей с Изнанки всех выживших приговорили к пожизненному заключению на иритовых рудниках, где живут не больше года.
А затем нам предложили альтернативу.
Я знаю, господа из следственного отдела прекрасно понимали, что наша вина лишь в том, что мы не донесли на своих однокурсников и не предотвратили призыв, но и этого им было достаточно. Мы там были. Погибли пятнадцать студентов четвертого курса и двое преподавателей, которые это все и затеяли. Выжили… условно выжили четверо.
Я предпочла работу рудникам. Пять лет безоговорочного выполнения личных приказов Плетельщика, лица которого я ни разу не видела и как зовут по-настоящему — не знала. Пять лет скитаний по городам, деревням и селам. Выявление, предупреждение, наказание. Пять лет лжи, самой грязной работы и столько всевозможной кровавой практики, сколько не было за четыре года обучения. Теперь я не медиум, нет — я не могу видеть будущее одним глазом. Зато я могу видеть Мертвый мир вторым, артефактным. Все бы ничего, но выглядел искусственный глаз не самым прелестным образом — полностью бордовый, без зрачка, а когда я злилась, он становился ярко-алым. Поэтому я носила повязку. Всегда. Почти всегда.
Кстати, детей я напугала. Не столько своим внешним видом, сколько неожиданным появлением. Вампирята, курс второй, не больше. Неужели это они вчера пытались дверь взломать? Как грубо…
К тому времени, когда я открыла окно, чтобы пообщаться с ребятками уже более детально, они убежали. Жаль… Что ж, подожду более удобного случая узнать, с чего такая милость и повышенное внимание, мне торопиться некуда.
Не поленилась я и осмотрела окно с наружной стороны, прекрасно понимая, что пакости могут начаться в любой момент, причем будут они, как всегда, внезапными и весьма изобретательными — сталкивалась уже с подобным и не раз. И каждый раз удивлялась предприимчивости юного поколения, вынося для себя простую истину: в каждой избушке — свои погремушки, то есть иными словами — в каждой академии свои учителя, свои методы преподавания и как вывод — свои специфичные пакости.
Хм, странно, пока каверз нет. Не скажу, что меня это обрадовало, скорее, насторожило — если их нет сразу, то, значит, они их разрабатывают с особым смаком и усердием. Хотя непринципиально. Для меня сейчас главное — понять, зачем им это вообще. Зачем они избавляются от уборщиц? Что такого они творят в своих лабораториях, чего посторонним знать не положено? Не проще было бы нанять одну, но очень молчаливую, да изредка приплачивать ей за молчание?
Нет, что-то тут не то…
Закрыв окно, бросила косой взгляд на вылизывающегося шуша, но мысли о допросе отбросила как нежизнеспособные. Он уже сказал, что смысл ему не задан, выходит, действительно не в курсе. Но три года… поменялось уже несколько курсов, а они все не угомонились. А может, на самом деле эта травля не несет никакой смысловой нагрузки, а просто есть сама по себе?
Бредовая мысль пришла в голову, но покидать ее не торопилась. А почему, собственно, и нет? Порой объяснения лежат на поверхности, и чем бредовее, тем правдоподобнее.
Что ж, думаю, совсем скоро я узнаю правду, потому что слишком много нестыковок, причем буквально сразу же бросающихся в глаза. Первое — об этом точно знают преподаватели, и как вывод — просто смотрят на происходящее сквозь пальцы. А как иначе? Защита на двери, но при всем при этом присутствие шуша, духов и следилок в душе говорит само за себя. По идее, либо одно, либо другое, но тут это присутствует одновременно. Второе — сегодня ночью возле убираемой аудитории за мной следил как минимум преподаватель, как максимум декан. Мысль о ректоре я откинула сразу. Вот кому-кому, а ректору это точно без надобности — ему было бы проще вовсе отказаться от уборщицы, заставив прибирать за собой самих учеников. Я бы и мысли о преподавателе и декане откинула, но проблема была в том, что за мной следил ветер, а это не уровень местных обучающихся. Была бы Академия Стихий — запросто, но это Академия Крови.
Кто же так неаккуратно подставился? Или специально? Решили запугать и поиграть?
Усмехнувшись, я качнула головой и, доплетя косу, поправила ежедневную плотную повязку. Малыши, вы ошиблись, я не игрушка.
— Неужели наконец в столовку идешь?
— Угадал, пупсик.
— Ну, слава те, Светлая… — Показушно закатив глаза, нечисть проворно спряталась под полотенце, стоило мне лишь на миллиметр нахмурить брови. — Да лан, не сердись. Я ж любя.
— Я тоже. — Не став вступать в полемику, что любовь у меня такая же своеобразная, как я сама, уже открывая дверь, напомнила: — Хочешь жить — бди.
— Буду, — едва слышно прошептало темно-серое недоразумение, и полотенце поползло под шкаф, решив на время моего отсутствия схорониться там.
И правильно, мои комплименты его предусмотрительности.