«— Писец… Кого мне в голову подселили? За что я заслужил такое наказание?»

[— Эй! Попрошу без оскорблений! Это не наказание, а награда! Мной годиться надо!]

Этот бестолковый разговор немного приводит эмоции в норму и отгоняет накатывающую панику. Ведь Чутье продолжает работать. И сигнализирует, что не все так спокойно, как тишина вокруг. Угроза есть. Просто мы ее еще не видим. Но она нависла надо мной.

Задираю голову.

Труп уже пропал. Словно и не висел тут передо мной. Сверху непроглядные хвойные ветки. Там и угроза.

Интересно, если я выйду из инстанса тем же путем, что и влетел, Шисса меня там поджидает? Или ушла?

Несколько раз подмечал, что нам удавалось от нее скрыться в определенные моменты. В эти моменты Зверь-баба отвлекалась от преследования, бросаясь на зверей и других мутантов. Жрала их и не могла остановиться. По-моему, это она отвлекалась от нас и сбегала поохотиться ради еды, а не нам удавалось спрятаться. Просто, того, еще живого и бегающего на лапах мяса, попадавшегося по пути, не хватало для насыщения.

Получается, Шиссу мучает зверский голод. Ей нужно постоянно есть. Прямо как Туру. Хотя, мой питомец поменьше жрет. Да, и выдерживать промежутки между приемом пищи может дольше. У меня, кстати, тоже зверский аппетит. Он и так был не малым. А когда я стал мутировать, то возрос многократно. Но, опять же, до запросов мутировавшей инопланетянки мне далеко.

Снова появляется ощущение, что зашевелились тени. Опять напрягаюсь.

Так. Стоп. Чего я так боюсь?

Это инстанс. Здесь могут быть только мобы. Никаких измененных инопланетным мутагеном тварей тут нет. А мобов я уделаю. Пусть они здесь сильные. Все же локация рассчитана для группы из двенадцать участников уровнем не ниже восемнадцатого. Но мне не привыкать валить всяких монстров. Даже мишек грозных и свирепых. К тому же, усиленных мутацией. Вот только ежики мне не даются. Каждый раз, как на них натыкаюсь, убегать приходится. Последнего, встреченного мне ежика, вон, Шисса уделала, а не я.

Но тут, по идее, не должно быть ежиков. Антураж больше соответствует чему-то более мрачному. Паутина еще эта…

Перестаю пялиться вверх. Приготавливаюсь начать плавно двигаться вдоль еловых стволов. Возможно, если аккуратно отойду от этого места подальше, угроза ослабнет.

Я бы предположил, что здесь обитают какие-нибудь пауки. Затаились, ждут свою жертву, лапки потирают.

В этот момент зудящее чувство опасности резко усиливается.

Успеваю чуть повернуться в сторону предполагаемой угрозы. И меня что-то толкает и прижимает к земле. Что-то мягкое и липкое. Оно сковывает и не дает пошевелиться. Эта гадость даже в рот немного попадает.

Тьфу! Тьфу!

Паутина!

Ни руками, ни ногами не удается пошевелить. Артефактный гвоздик, придавленный головой к земле, вырывается из под нее и срывает ближайшие липкие нити.

И тут на меня сверху прыгает крупная тень.

Щелк!

Внушительные жвала щелкают в опасной близости от лица. Освобожденная от паутины голова успевает дернуться в сторону и не дать ее прокусить.

Прыгнувшая на меня тень оказывается пауком размеров больше меня раза в два.

Щелк! Щелк!

Мотаю головой избегая жвал.

Твою же!

Гвоздик пробивает мерзкую голову паука и лишает того глаза. Тварь верещит, таращит на меня оставшиеся темные буркала, а на меня капает неприятно пахнущая жидкость из ран нападающего.

Но противник жив, и продолжает попытки до меня добраться.

Щелк!

Чудом освобождаю левую руку. И мой клинок застревает меж жвал паука.

И тут массивное брюхо членистоногого опускается, протыкая мой живот толстым жалом. И через него, внутрь меня устремляется поток обжигающей жижи.

Эта жгучая гадость начинает наполнять мое нутро, даря фейерверк неописуемых чувств, включающих и боль. Жуткую выворачивающую изнутри боль. Но нет от самой заливаемой в меня гадости. А от давления на внутренние органы и ткани. Ну, и сама рана добавляет в копилку болевых ощущений.

Но, почти сразу накачку моего брюха ядреной жидкостью что-то останавливает.

[— Паук впрыскивает кислоту. Псевдоплоть создала вокруг раны специальный непроницаемый мешок, что ограничивает объем вливаемой жидкости и изолирует ее от тканей организма. Так что радуйся, тебя не разорвет на части, как наполнений до предела водой резиновый шарик.]

На последнее я и не рассчитывал, хоть ощущения на это указывали. Вряд ли шестипалому переростку нужны будут мои разлетевшиеся ошметки. Да, и труп, напугавший меня ранее, был целым.

Пересиливая боль, продолжаю мысленно управлять гвоздиком.

Получай, тварь! Сдохни!

Артефакт раз за разом, словно иголка швейной машинки, пробивает головогрудь твари.

Но той хоть бы хны! Все не оставляет попыток уцепиться жвалами за мое лицо.

Пространственный скачок не срабатывает. Мне бы освободиться от этой паутины…

[— Псевдоплоть уже перерабатывает и усваивает опутавшие тебя нити. Паутина оказывается, помимо нужных элементов, обладает довольно полезными свойствами. Еще чуть-чуть и будешь свободен.]

Паук заметив, что жертва не наполняется кислотой, пытается толчками продавить свое жало глубже, вбивая им мою тушу в мягкий настил из иголок и прочего лесного мусора.

— Сука! — хриплю от боли.

На полную катушку начинает работать пассивная способность Поглощение. Кислота, попавшая в мой организм, не наносит мне ни капли урона. В данже, что находился на глубине разлома, я заработал иммунитет к ней. Жидкость, которая должна была растворять меня изнутри, перерабатывается, ускоряя мою регенерацию и переполняя энергией.

Паучище замахивается передней лапой, норовя пробить или хотя бы зафиксировать мою голову. Перехватываю мохнатую конечность энергетическим захватом.

— Хрен у тебя получится! Не на того комарика напал! — начавшая переполнять и бурлить энергия, облегчает и усиливает мою способность.

Хрусть!

Ломаю лапу пауку и тут же вырываю ее из сустава. И та отлетает в сторону.

— Я тебе лапы через твое жопное жало засуну и до гланд протолкну! — выплевываю твари в оставшийся глаз, чудом уцелевший, после устроенной моим гвоздиком перфорации.

Следом, мысленными усилиями я раздвигаю мохнатому членистоногому его жвала. Так раздвигаю, что они отрываются и разлетаются. Тварь верещит.

Пара темных жгутов Псевдоплоти вырываются из моего тела и вонзаются в противника, легко пробивая хитин.

[— Сейчас мы найдем, где у паучка его паутинные железы…]

Несмотря на все повреждения, паук не оставляет попыток добраться своим жалом уже до моих гланд.

Вот же!

Я же чувствую, как мои конечности обретают свободу. Соединяю воздушный кулак с ударом клинка в одну из дырок, оставшихся от гвоздика. Рука по локоть погружается в плоть противника.

[— Кусай его!]

«— Охренел что ли?!»

Не хватало мне перекусывать пауками. Делать мне больше нечего, как эту тварь жрать. Даже немного передергивает от такой мысли. Потому, не подумав, брякаю.

«— Тебе надо — сам и кусай!»

И пробиваю головогрудь противника, лишая его последнего глаза, второй рукой.

[— Ну, ок.]

Моя голова дергается вперед. Зубы вгрызаются в жесткий хитин. Рывок обратно. И в моих челюстях остается кусок, состоящий из природной органической пластины брони и мягкой плоти.

Пытаюсь выругаться, но рот занят пережевыванием. Хитин переламывается челюстями с трудом. Его острые грани режут язык, щеки, верхнее и нижнее небо. Все это охренеть как болит. Плюс, тут же заживающие раны и порезы эту боль умножают.

«— Что же ты отваришь, урод?! Тебе же самому терпеть приходится!»

Псих не отвечает. Видно, пытается перетерпеть боль.

Вырываю руки из ран паука. С двух ног, со всей дури, бью по противнику. Тот немного подкидывается надо мной. И я тут же выпускаю в него, усиленный на эмоциях, воздушный тесак. Заклинание разделяет членистоногое на две половинки. А на меня выливаются все его внутренности. Тут и внутренние соки, кровь и оставшаяся кислота.