Проспал. Выходные провел на работе: обижайся — ни обижайся на шефа, а он тоже лицо подневольное, на мое нытье возобновить работы по управляемости прыжка лишь вздохнул и произнес без своих обычных двусмысленностей:

— Финансирование. Пока не решим основные задачи — краник перекрыли.

Зато на составление всей документации разрешили — нет, потребовали! — трудиться сверхурочно. Даже меня из рабочего зала подтянули к перешивке и копированию, бросив команду на самостоятельные тренировки. Кстати, их потом тоже припахали. А таскать несколько дней подряд до поздней ночи без перекуров тяжелые тома и кипы бумаг туда-сюда вымотало капитально. Я со своим молодняком так не ушатывался!

И вот, отстояв без выходных две недели, проспал. Обычно нас всех Макс будил, но он в мае окончательно съехался с Юлей, Мишка тоже куда-то усвистал на ночь, и меня разбудить оказалось некому. Проснувшись незадолго до двенадцати, махнул рукой — все равно уже не оправдаться, и с чувством, с толком позавтракал, пожарив себе яичницу с колбасой. Заполировав все чаем, оделся и поплелся на Голгофу — даже странно, что шеф никого не отправил за мной и не позвонил на вахту. Может, пожалел?

О жалости никто не вспоминал, всем было не до меня — под Ржевом открылось окно. Как по заказу — в слабозаселенной местности, на старом заброшенном карьере, еще и на границе зон ответственности двух кланов. Сигнал от ПОО перехватили, но передачу кланам заблокировали. Вся лаба носилась толпами по коридорам, споря кому ехать вместе с командой. Впрочем, уже не вместе, моих орлов туда отправили самолетом еще час назад. Кинулся к шефу:

— Иван Дмитриевич!!!

— О, объявился! — с сарказмом произнесла сидевшая при полном параде Маздеева, пытаясь не дать мне слова. Не на того напала!

— Иван Дмитриевич! — не обращая внимания на мерзкую тетку, проорал я, — Нельзя же ребят вот так вот в пекло бросать! Отправьте меня с ними!

— Конечно! Твою…

Воронин пытался продолжить, но Грымза не дала ему договорить:

— Я запрещаю!!! — и хлопнула рукой по столу, — Хватит и того, что вы с собой четырех своих инженеров берете!

— Но Миша же…

— Ваш Миша, осмелюсь напомнить, всего лишь ваш помощник! Мне напомнить вам штатное расписание⁈ Места на самолете для него нет!

Проф попытался оспорить ее решение, но, увы, здесь командовал не он. На вполне осуществимую угрозу не взять на окно его самого Ван-Димыч сдулся и беспомощно развел руками. Я долго неверяще смотрел ему вслед, не находя слов.

Настроение в КБ царило похоронно-возбужденное. Те, кого не взяли, а в их числе оказался и Мишка, унывали от невозможности попасть на зрелище, но при этом активно обсуждали, как «наши» вломят тварям. И всем вдруг стало побоку, что восьмерку пилотов у нас раньше недолюбливали, что при их виде корчили рожи и сбивались с нормальных разговоров на неприятные шепотки… Нет, теперь они вдруг стали «нашими»! Мне рьяно и искренне сочувствовали, подозревая Маздееву в желании сорвать все лавры с моей работы. И только я, спрятавшись на рабочем месте от перевозбужденных коллег, зажав голову, раскачивался, прислонившись к стене — вот не было у меня никаких радужных ожиданий! Да ребята даже до моего январского уровня работы в девятке пока еще не дотягивали!

— Знал, что тебя здесь найду! — воскликнул Угорин, врываясь в мою каморку, — Собирайся!

Я с надеждой вскинулся на него.

— Не пялься, говорю, собирайся! Уговорил Краснову, она тебя возьмет!

— А она разве не?..

— Улетели зайки и мужики, эти две крали своим паровозом добираются. Говорил же, не простые девочки!

— Каким паровозом?.. — метафору капитана я сначала воспринял буквально.

— Бортом, бортом! Вылет через двадцать минут, не успеешь — вини себя сам! Собирайся!

— Да что тут собирать! — подорвался я к выходу. Мою девятку увезли общим чохом вместе с остальными. Зачем, если меня не собирались брать, — непонятно, возможно просто грузили все подряд.

— Откуда я знаю! Может, тебе какие-то масленки-шестеренки требуются! — на ходу пропыхтел Угорин, пытаясь за мной угнаться.

На улице я заозирался в поисках транспорта.

— Мотик за углом припаркован!

Не люблю, ни мопеды, ни мотоциклы. Мама меня воспитывала только с бабушкой, родня отца после его смерти от меня отказалась, пусть это останется на их совести. И каким-то особым благополучием наша маленькая семья похвастаться не могла. Поэтому в детстве я мог лишь завистливо коситься на старших, обладающих заветным движком на двух колесах. Позже интересы сместились, мечтать стал о другом, а когда появились деньги, уже прочно убедил себя в нелюбви к данному средству передвижения.

Мчась за спиной капитана по дорогам Муромцево, нашел кучу новых доводов в пользу своего отношения к мотоциклам — вел Алексей Игоревич как заправский лихач, но, надо признать, доехали мы вовремя.

Лететь предлагалось на госпитальном самолете. Усадив меня среди стоек под капельницы, Краснова мотнула головой в сторону двери в другой салон:

— Как взлетим, приходи! — и скрылась за переборкой.

Капитана на борт не взяли:

— Я невыездной! — махнул он рукой, провожая меня до трапа.

Вспомнив, что Угорин до сих пор находится под следствием, возражать не стал, только с благодарностью кивнул.

Полет прошел нервно. Елена почти сразу после взлета укрылась прихваченным из стопки одеялом и задремала, Света сама не шла на контакт, а остальные пассажиры являлись врачами и судорожно пересчитывали свои запасы, переругиваясь в процессе. Сидеть у них в отсеке было особо негде, разве что на каталке расположиться, но, как суеверный человек, рассаживаться или разлеживаться на ней я опасался. Так и ушел в итоге на собственное место накручивать себя и паниковать.

Проснулся от болтовни вышедших в мой отсек втихаря покурить медработников, что, вообще-то, было строго запрещено. Как оказалось, мы уже почти час кружили над крохотным военным аэродромом под Ржевом, дожидаясь очереди на посадку. В первую очередь сажали борты с техникой и солдатами, возможности заштатной полосы заметно не дотягивали до свалившегося на нее потока. Снова прошел в основной салон и тихонько тронул Елену за плечо:

— А⁈. Что?..

— Мы уже на месте. Нас не принимают, а уже семь часов.

— Семь?.. — потянувшись, Краснова заглянула в комм, — Семь! Сиди здесь! — зачем-то сказала она, вручив мне свое одеяло.

Открыв дверь к пилотам, женщина что-то начала им говорить, слова за гулом движков не разбирались, пока не прозвучало достаточно громко и четко:

— … Сокол на борту!

Волшебная фраза, видимо, сломала сложившийся порядок, потому что, вернувшись, сержант отправила меня обратно:

— Иди на место, идем на посадку,

На полосе нас уже ждал армейский джип, куда со всеми почестями сопроводили Светика с телохранительницей, ну, и меня заодно.

Как ни отдавали честь нашей машине (сержанту и фельдфебелю, между прочим, обалденные звания, и что же я от них отпихивался⁈), ехать по запруженной дороге мы могли исключительно с общей скоростью. И ладно бы ехать, но заторы случались на каждом шагу, отнимая драгоценное время.

В пункт наблюдения я, опережая своих попутчиц, ворвался в 21:12.

Ровно на одну минуту позже выхода Отрепина, Перепелицина, Крижа и Субботиной.

До заката оставалось еще десять минут, я рвался остановить и заменить хоть кого-то из них! Хотя бы Зою-Зайку!

Поздно.

Ровно на одну минуту поздно.

Потом, анализируя записи, я пойму, кто и где ошибся, но сейчас…

Павел бился до последнего, он сопротивлялся даже с перебитой ногой, он показал весь класс! Я вряд ли когда-либо увижу фехтование круче, но Война был быстрее.

Зоя полегла сразу, не сумев увернуться от прыжка Чумы. Она просто растерялась.

Яков сумел тяжело ранить Глада, еще немного, и он бы его добил! Вмешался быстро освободившийся Чума. Двое на одного. Яшка прыгал, выжимая из девятки всё, недаром он был самым упертым!.. Ему не хватило каких-то сантиметров, всадники подловили его в конце прыжка.