Казалось, останови я время прямо сейчас, то смогу рассмотреть как какой-нибудь муравей тащит травинку в свой муравейник.

Да, все же на вольтижировку это было похоже исключительно «механически» и не более того. В том, что касается ощущений и эмоций это было намного серьезнее… И страшнее.

Все же я совладал с собой и не закрыл газ, вовремя вспомнив, что, если я это сделаю, то тут же увалюсь внутрь поворота и, скорее всего, упаду. Поворот я прошел в ровном газу, но чуть было не забыл о том, что надо его добавить на выходе из поворота, и потому Винсент, маячащий в зеркалах, резко сократил отставание.

Ну это ничего, это ладно.

Жаль не поинтересовался у Ванессы, что у него за мотоцикл, какие у него сильные и слабые стороны, лучше ли он в поворотах или на прямых… Плевать, и так справлюсь!

В шлеме зашумел ветер — задумавшись, я не заметил, как почти что распрямился в седле, будто снова сидел на лошади, и воздушный поток, вместо того, чтобы обтекать шлем, начал задувать в вентиляционные каналы и сквозить.

Выдохнув, я снова прижался к седлу, пряча голову за обтекателем и еще поддал газу.

Дорога снова пошла на изгиб, но теперь уже продолжительный, не крутой и не опасный — я даже не стал свешиваться с мотоцикла, а только слегка подрулил, чуть заваливая его в поворот и стараясь удержать на траектории газом и сцеплением. Наклон и даже поворот руля были такими несущественными, что в зеркалах я продолжал видеть висящего на хвосте Винсента.

Что-то я все же делал неправильно — противник сокращал разрыв между нами.

Не скажу, что прямо стремительно, но отчетливо. И я даже знаю, что конкретно я делал не так — всё. У меня не было его опыта, его отточенных многократными повторениями движений, сведенных к абсолютному минимуму мышечных сокращений.

Каждый раз, когда нам приходилось переключать передачи, он это делал на сотую долю секунды раньше меня. Каждый раз, когда надо было повернуть — поворачивал руль на четверть градуса точнее. Каждое действие выигрывало ему капельку времени, но на длинной дистанции эти капельки сливались в целое море.

И у меня нечего было ему противопоставить, вот прямо совсем. Может, у меня и были все знания этого мира в области мотоциклов и управления ими, но у меня не было наработанных навыков.

А теория без практики, как известно, мертва.

Новый крутой поворот — и я снова сбросил газ, свесился внутрь траектории, и, по ощущениям, практически скребя коленом по асфальту, прошел в каком-то сантиметре от линии разметки, отделяющей обочину.

И тут же, не успел я выпрямить мотоцикл в вертикаль, как в заднее колесо что-то слегка ударило, а потом оно пошло юзом! Как будто шина взорвалась!

Первой мыслью было выжать тормоз, но я остановил себя и вместо этого открутил газ еще сильнее, несмотря на то, что был все еще в повороте. Заднее колесо крутанулось, поймало сцепление с асфальтом, и мотоцикл резко распрямился, выходя из поворота по траектории, которую я не планировал!

Конечно же, никакая шина не взрывалась — я бы это услышал, да и ощущения тогда были бы другие. А вот что конкретно произошло, я ответить не мог.

Зато знал, кто мог.

Винсент, который, пользуясь тем, что я вышел из поворота по длинной траектории, подрезал и обошел меня. На передней части обтекателя его мотоцикла отчетливо виднелась область содранной краски в ладонь размером, которой совершенно точно не было перед началом заезда!

Этот урод пытался убить меня!

Ну, если не убить — то покалечить, это точно! Он специально наклонился в повороте так, чтобы задеть своим мотоциклом мое заднее колесо, надеясь, что я упаду после этого! Вот же ублюдок!

Тут бы Винсенту открутиться и уйти в точку, окончатльно вынося этой гонке вердикт, в котором ни у кого, в общем-то, не было сомнений… Но нет. Уроду было мало.

Мало того, что он один раз уже попытался меня убить, размазать по асфальту так, что не соскребешь ни одним скребком… Теперь он хотел довести свою задумку до конца!

Вот значит почему ему так необходима была эта гонка — уязвленный тем, что произошло в баре, он мечтал о том, чтобы не просто унизить меня в ответ, он хотел меня буквально уничтожить!

И, так как его остановили другие гонщики и не позволили сделать это вне гонки, он решил провернуть это на треке, выставив все произошедшее или несчастным случаем, или, что вероятнее — моей собственной виной!

Ведь я сам признался, что совершенно не имею опыта управления мотоциклом — кто после такого признания удивится тому, что такой участник сошел с дистанции и превратился в пропитанный пылающим бензином кусок сплющенного металла?

Неплохой расчет, весьма неплохой.

И, если бы не имплантированная память вкупе с самоконтролем, я бы уже катился по асфальту… до первого твердого препятствия на моем пути.

Но Винсенту недостаточно неудачной попытки. Он намерен довести дело до конца, даже если придется для этого применить магию. Он готов даже переступить через запреты гоночного сообщества, зная, что после этого с ним больше никто не захочет гоняться. Злоба банально застила ему глаза и ни о чем, кроме как о том, чтобы уничтожить меня, он думать больше не мог.

Винсент перестроился прямо передо мной и резко сбросил скорость, да так, что я чуть не въехал в него!

В последнее мгновение я выжал тормоза, едва успев вспомнить о том, что жать их надо плавно, и мотоцикл резко замедлил ход, клацнув подвеской и за малым не встав на переднее колесо!

Откинувшись телом назад, я снова приземлил оба колеса на асфальт, в два движения скинул вниз две передачи, компенсируя потерянную скорость, и, не дожидаясь, когда Винсент обернется и замахнется рукой, обернутой в несколько слоев маны, выкрутил газ и вместе с ним — руль, обходя противника снова и снова отрываясь от него.

Конечно же, он не мог этим не воспользоваться.

В зеркало заднего вида я видел, как он прицелился в меня рукой, и в тот же момент резко дернул руль в сторону, разрывая зрительный контакт!

Поток маны ударил чуть впереди от того места, где я только что был, и асфальт в этом месте сильно заблестел и залоснился, словно маслом натертый. Какая знакомая штука — Универсальная Смола! Несложное плетение, которое превращает любое твердое вещество в аналог густой и вязкой смолы, в которое проваливается все, что тяжелее кролика.

Подобное заклинание было очень полезно в битвах, особенно против конницы, на больших открытых пространствах. Набравшие огромную скорость лошади попадали передними ногами в Смолу и падали, ломая колени. Всадников, как из катапульты, выбрасывало из седел инерцией, они сталкивались друг с другом в воздухе, ломая ребра, насаживались на собственные же копья, а сзади в этот момент напирали новые ряды конницы, не успевшей среагировать и затормозить.

Я отлично знаю, как это работает — я сам это делал.

И вот теперь это попытались сделать против меня. Если бы я не успел среагировать, переднее колесо мотоцикла провалилось бы в Смолу по ступицу, и я полетел бы вперед, навстречу шершавому асфальту, со скоростью ста километров в час.

Я бы, конечно, справился с этим. Я бы, конечно, выжил. Но Винсент-то об этом не знал.

А даже если бы и знал… Проклятье, что это за мир такой, что каждый второй встреченный аристократ меня убить пытается⁈

В любом случае, у меня теперь официально развязаны руки. Уехать от него я не могу — он быстрее. Использовать магию… Могу, но не хочу — это лишит весь мой план, согласно которому я вообще решил участвовать в гонке, всякого смысла, ведь всем этим гонщиками я перестану казаться «андердогом» — соперником, который гарантированно должен проиграть.

Но я знаю, что делать. И я даже не буду его убить. Даже не буду калечить. По сути дела, вообще ничего не буду с ним делать.

Он все сделает сам.

Я выжал сцепление, и, продолжая катиться по инерции, опустил вниз правую руку, в которой сгустился нож. Мягкий бросок снизу вверх — и нож полетел по пологой дуге впереди меня, сначала поднимаясь над разогретым асфальтом, а потом — опускаясь. И вот как раз в момент снижения, подчиняясь нашей с ним связи, клинок вспыхнул фиолетовым и вспорол пространство, протянув длинный дугообразный разрыв до самого асфальта.