Тогда Чагатай ввел в сражение главные силы. С высокой надвратной башни, на боевой площадке которой стояли архистратиг Назарий, хан Бату, нойон Урянхатай, стратиги, темники и сигнальщики, вся степь просматривалась на полтора десятка верст.

Было отлично видно, как всадники центрального тумена монголов расступились в стороны, и вперед двинулся резерв. Половина отборного тумена Чагатая, на ходу выстраиваясь в клин, постепенно ускоряясь, пошла в атаку на центр пехотного строя в стык армянского и ширванского фемов.

Всадники Чагатая выделялись качеством доспехов и ростом коней. Все они имели панцири поверх кольчуг, а их кони — латные нагрудники.

Пехота прикрылась стеной щитов и ощетинилась длинными копьями, уперев их концы в землю. Баллисты и камнеметы крепости дали залп, но, конечно, не смогли остановить накатывающуюся конную лавину. За три сотни шагов монголы перешли в галоп и опустили копья к земле.

Хотя, до тяжелой конницы русских или византицев воинам Чагатая было далеко, по причине мелковатости всадников и коней, зрелище было внушительное.

Разогнавшись, 5 тысяч всадников врезались в пехотный строй глубиной в 25 рядов. Звон железа перекрыл топот коней.

Одновременно, левофланговый тумен монголов тоже начал выдвигаться вперед, охватывая слева русскую и аланскую конницу. Центральный тумен начал атаку на тот же левый фланг в лоб. А оставшаяся часть резервного тумена двинулась вслед за ударным отрядом. Правофланговый тумен Хугена пошел в лоб на монголов Урянхатая.

Замысел Чагатая стал очевиден Назарию и Урянхатаю. Разрезать союзное войско надвое, сковать правый фланг одним туменом, а тремя туменами навалиться на аланско-русский фем и ширванцев. Разбив левофланговые войска, атаковать правый фланг.

Видимо, Чагатай решил сначала разбить более сильный фланг, поскольку русские рати качеством коней и доспехов значительно превосходили воинов Урянхатая. По меркам монголов, русская конница вполне могла считаться тяжелой.

Тем временем отборный тумен монголов проломил пехотный строй. Спешившись, монголы принялись забрасывать новый ров подручным материалом: тушами убитых коней и трупами пехотинцев.

Вторая часть отборного тумена добралась до пехотинцев и начала теснить армян и ширванцев на фланги. Пехотинцы, постепенно отступая, гибли, но боевой порядок держали.

Дождавшись, когда разрыв в пехотном строю достиг трехсот шагов и сравнялся по ширине со строем русской пехоты, прикрывавшей пищальников, Назарий дал команду сигнальщику. Тот сильно дернул за веревку, давая дополнительный толчок предварительно раскачанному языку сигнального колокола. На полем боя поплыли звонкие удары: бом — бом — бом.

По первому удару пищальники выставили свои пищали в прорези ростовых щитов, по второму взяли прицел, по третьему приложили горящие фитили к запальным полкам пищалей. Из двух сотен стволов навстречу монголам сверкнуло пламя, ударил громовой раскат.

Пищальники, согласно приказу, никуда специально не целились. Стреляли прямо перед собой, держа стволы по горизонту. Поскольку они стреляли с ростовых щитов, стоя на валу полутора саженной высоты, пучки картечи перелетели через головы передних рядов всадников, и, рассеиваясь по фронту и по глубине, накрыли ряды монголов на две сотни шагов в глубину. По 12 свинцовых картечин калибром в 4 линии в каждом пищальном стволе.

Картечины наносили тяжелые раны, пробивая кольчуги, поражая открытые участки тел воинов, головы и шеи коней. Латные панцири, одетые поверх кольчуг и поддоспешников, картечь не пробивала, однако, наносила крепкий удар по корпусу воина. У многих воинов, кому повезло так легко отделаться, были тяжело ранены кони.

А сигнальный колокол, между тем продолжал: бом — бом — бом. Артиллеристы и пищальники на крепостной стене отодвинули закрывающие орудия щиты, выкатили пушки вперед, и по шестому удару колокола грянул залп. Вместо картечин тяжелые пищали и полевые пушки были заряжены свинцовыми пищальными пулями калибром в 10 линий. Наводчики стреляли прямо перед собой, наводя орудия по горизонту. Поскольку линия выстрела располагалась на три сажени выше уровня окружающего поля, пули, рассеиваясь, поразили ряды монголов на удалении от двух до пяти сотен шагов.

По 12 пуль в стволах сотни тяжелых пищалей и по 48 пуль в стволах полусотни пушек. Увесистые пули пробивали даже латные панцири и выносили всадников из седел. Отрывали нукерам руки, ноги и головы. Убивали наповал коней.

Центральную часть поля заволокло дымом. Назарий снова дал команду сигнальщику. Над полем понеслись сдвоенные удары колокола: бом — бом, бом — бом.

Стратиги и нойоны продублировали команду. На стене взревели сигнальный трубы, в строях пехоты и конницы раздались удары полковых барабанов и свистки сотников.

Пехотинцы рассыпали строй и быстрым шагом двинулись вперед, охватывая с флангов расстроенный потерями и ошеломленный артиллерийскими залпами тумен Чагатая, ошеломленные воины которого пытались опомниться в пороховом дыму.

Конный фем и тумены Урянхатая двинулись навстречу противнику. Западный ветер сносил дым в сторону атакующих монголов. Поэтому, их военачальники не могли оценить урон, который понес тумен Чагатая.

Пищальники и артиллеристы быстро перезарядили орудия. Дальше огнем командовали полковники пищальников и артиллеристов. Пищальники, зарядив в стволы пули, принялись осыпать ими сгрудившиеся перед ними остатки ударного тумена, окружаемого пехотой.

Артиллеристы, заряжая пушки и тяжелые пищали ядрами, открыли беглый огонь по накатывающимся с флангов монгольским туменам.

Конные массы столкнулись, началась сеча. Пушечные ядра, пролетев над головами своих воинов, врезались в плотные ряды конников — чагатидов. Прежде чем ядро теряло свою смертельную силу, они убивало десяток всадников или нескольких лошадей. Убивало страшно, разрывая людей и коней на куски.

Крепостные баллисты и требушеты тоже вносили свой вклад в истребление войск Чагатая. Долго такой огонь выдержать было невозможно.

Пешие фемы, между тем, закончили добивание тумена Чагатая, и, повинуясь сигнальным трубам воевод, развернулись на фланги: армяне на правый, а ширванцы на левый. Конница монголов во встречной сече потеряла скорость и скучилась. В таком бою конные воины уже не имели преимущества перед хорошо вооруженной пехотой.

Пищальники тоже перенесли огонь на фланги, стреляя по монголам навесом через головы своих.

Военачальники союзных войск с башни видели происходящее избиение. Русские и их вассалы — с глубоким удовлетворением, а монголы — с трепетом.

Не прошло и получаса, как нукеры Хугэна, окруженные значительно превосходящими силами армян и монголов Урянхатая, начал выходить из боя. Несмотря на строжайшую дисциплину монголов, нукеры сначала поодиночке, потом группами, а затем и толпами побежали.

Армяне развернулись, перестроились и двинулись на левый фланг на помощь ширванцам, вместе с русскими и аланами сражавшимся с примерно равными силами туменов Кучу и Байджи.

Темники Урянхатая развернули своих, погнавшихся было за бегущими, нукеров на левый фланг, обошли поле боя по широкой дуге, и атаковали с тыла тумены Кучу и Байджи. Через полчаса нукеры чагатидов побежали.

Легко вооруженные конники Урянхатая бросились в погоню. Рубить бегущего противника в спину — любимое дело конников всех народов. Утомившиеся в сече русские и аланы в погоне не участвовали.

Остатки войска чагатидов гнали по степи до самой ночи. Весь обоз достался победителям.

Самому Чагатаю и его сыну Кучу удалось оторваться от преследования. Их личные отборные тысячи прикрыли бегство чингизидов.

Когда ветер унес пороховой дым, все поле боя, густо усеянное трупами людей и коней, открылось взору военачальников. Глубоко впечатленный увиденным, хан Бату сказал архистратигу Назарию:

— Не дайте мне, Вечные Земля и Небо, столкнуться в бою с русской артиллерией. Так и передай, архистратиг, своему Императору. Хочу я союза с ним, и буду ему верным союзником. Даже, если сам Великий хан монголов будет против.